5. Международный научный фонд и Российский фонд фундаментальных исследований
1991–1992 годы были кризисными годами для российской науки. В этом кризисе часто винят гайдаровские реформы, хотя резкое падение финансирования науки произошло еще в середине 1991 года. О состоянии науки в конце 1991 года можно судить также по статье Скулачева и Готтиха (см. раздел 2) и другим материалам «Биохимического вестника».
Но в 1993 году уже началось движение в сторону повышения финансирования науки. И главную роль здесь сыграли Международный научный фонд (МНФ) и Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ).
5.1. Международный научный фонд
МНФ был создан Джорджем Соросом и в просторечии иногда назывался «фондом Сороса», хотя так официально назывался другой фонд, основанный им ранее. МНФ появился в декабре 1992 года. В создании фонда, насколько я помню, принимали участие Валерий Сойфер (биолог, историк науки и правозащитник, в свое время «открывший» Тимофеева-Ресовского, в 1988 году эмигрировал в США) и академик Скулачев. Директором московского представительства фонда был Павел Леонидович Арсеньев.
Первой, наиболее знаменитой (и, вероятно, наиболее успешной) программой фонда были гранты (а фактически стипендии) для широкого круга российских ученых. Все, кто удовлетворял определенным условиям, получили по 500 долларов, что для многих было эквивалентно их зарплате за несколько месяцев. При этом условия были простые и понятные. Вначале, насколько я помню, речь шла о том, что фонд будет отбирать победителей, но потом было объявлено, что стипендии получат все, кто удовлетворяет условиям. И все, кто поверил фонду и подал заявку, удовлетворяющую условиям, эти деньги получили.
Условия были такими. Нужно было работать в научной (или учебно-научной) организации и иметь не менее трех публикаций, отраженных в Science Citation Index (SCI). В заявке, насколько я помню, требовалось указать место работы, публикации, отраженные в SCI, а также кратко написать о планах дальнейшей научной работы.
В то время советские любители конспирологии активно обсуждали, зачем Сорос затеял эту программу. Самой распространенной была версия о том, что таким путем американская разведка собирает информацию о состоянии российской науки. Глупость этой версии была очевидна любому, кто разбирался в состоянии научной информации. Поскольку стипендии давались по факту публикаций, отраженных в SCI, то для таких разведывательных целей достаточно было проанализировать SCI, что было бы как минимум на порядок дешевле. А секретные исследования, не публиковавшиеся, естественно, в открытой печати и потому не отраженные в SCI, в заявках не фигурировали. Что касается помещенных в заявки научных планах, то они обычно были мало конкретны, основывались на предыдущих исследованиях и никого ни в чем не обязывали.
Мотивы, которыми руководствовался Сорос, мне казались простыми и понятными. Еще со времен Римской империи было видно, что вложения денег в творческую интеллигенцию наиболее эффективно с точки зрения сохранения памяти о филантропе. Как я понимаю, у Сороса были и другие идеи, но эта самая очевидная.
Заявку на получение стипендии я начал готовить, еще работая во ВНИВИ. Послал ее в МНФ вместе с заявкой Курганова уже из ИНБИ 22 марта 1993 года. 3 августа того же года получил 500 долларов.
Также в марте я помогал оформлять заявки сотрудникам своей бывшей лаборатории Познанской, Корсовой и Шкариной. Шкарина знала, что у нее есть две публикации, отраженные в SCI, но я нашел ее третью публикацию, о которой она не знала, но ее существование предполагала – по результатам ее краткой работы в ГДР. Некоторые сотрудники лаборатории отнеслись к этому делу скептически, а потом жалели.
Позже (уже в мае, когда программу продлили) я помог оформить заявку своей теще, и она тоже получила 500 долларов.
Другой программой МНФ были «большие» гранты на исследования. Курганов с моей помощью подал заявку на такой грант, но ее не удовлетворили. МНФ также оказал поддержку проведению в Институте биохимии им. Баха симпозиума, посвященного столетию А.И. Опарина (см. подраздел 7.2).
Сорос, насколько я помню, декларировал, что он начинает помощь российским ученым, а дальше деньги должны выделять российские толстосумы. Но, кажется, единственным, кто откликнулся (и всего один раз) был Борис Березовский: он через ЛОГОВАЗ внес в МНФ деньги на заграничные поездки российских ученых. Благодаря этой программе я и еще несколько сотрудников ИНБИ смогли поехать в 1996 году в Орлеан на конференцию ИССОЛ (см. подраздел 6.1.2).
