9. Дедушка Иосиф, бабушка Белла и их дети
9.1. Дедушка Иосиф
Дедушка Иосиф (Юзя) родился в 1900 году. Точной даты рождения никто не помнил, хотя считалось, что в августе. А поскольку у бабушки день рождения был 15 августа (по новому стилю), то мы всегда отмечали в этот день и день рождения дедушки.
Дедушка рано осиротел. В его воспитании по-видимому, участвовали его старший брат Абель и его жена Дана.
Рассказов о годах Гражданской войны я не помню. В начале 1920-х годов дедушка служил в Кремлевском полку. Мне говорили, что он охранял знамя на здании ВЦИК. Вероятно, тогда он вступил в партию. Я запомнил рассказ дедушки про одну из партийных дискуссий того времени. Антонов-Овсеенко, выступавший от оппозиции, сказал Буденному (защищавшему линию ЦК): мы Вас ценим как красного командира, но в политике вы разбираетесь не лучше Вашей лошади.
С бабушкой дедушка познакомился раньше. Когда бабушке кто-то сказал, что дедушка служит в Кремлевском полку, она послала ему письмо и написала адрес: «Москва, Кремль, Бобровицкому». Дедушка письмо получил, но ему сделали внушение: мол, кто это тебе пишет как Ленину?!
Поженились они в 1924 году в Черкассах. Про это событие дедушка и бабушка неоднократно рассказывали: тогда все было так просто, что даже бабушкино присутствие не понадобилось – вечером дедушка ей сообщил, что оформил брак. Свидетельство о браке в какой-то момент потерялось, и дедушка с бабушкой большую часть жизни прожили без этой бумажки. Но когда они собирались отметить «золотую свадьбу», то сделали запрос в Черкасский архив, и им прислали дубликат свидетельства.
В 1926 году у них родился сын Феликс, а в 1929 году – дочь Майя, моя мама.
В 1930-х годах дедушка с бабушкой пошли учиться в Московский институт востоковедения на монгольское отделение. Помимо монгольского, дедушка в совершенстве овладел английским и немецким языками (идиш он знал с детства, но немецкий все же отличается от идиша). Закончить институт им не дали, по окончании четвертого курса отправили на организацию торговли с Монголией. Сначала они жили в Слюдянке (что в Иркутской области, на Байкале), где начинался Тункинский тракт, а затем на территории МНР в Турту на берегу озера Хубсугул-Далай у подножья горы Мунку-Сардык. Там у них в 1938 году родился сын Иосиф.
Ситуация была напряженная. Дедушка рассказывал, что арестовали и его начальника, и его заместителя. Как-то его вызвали на границу, и он думал, что всё. Но обошлось: нужна была лишь какая-то справка.
В 1939 году они вернулись и поселились в подмосковном Томилино: у Феликса была астма, ему нужен был чистый воздух.
В 1941 году дедушка добровольцем пошел в ополчение. Дальнейшие события описаны его сыном Иосифом в рассказе, который опубликован на портале Стихи.ру:
«Пройдя первичную подготовку, он был отправлен на передовую под Вязьму, где вместе с другими ополченцами попал в окружение под городом Холм–Жирковский Смоленской области. Попав в окружение, он закопал все свои документы, в том числе и партбилет, сочинил себе “биографию”, назвавшись Бобровниковым, уроженцем города Слюдянки Иркутской области, учителем истории… Отец был начитан, увлекался историческими романами, что и дало ему возможность выдавать себя за учителя истории. Удивительно, что немцы, наступая на Москву, имели подробную карту Слюдянки и проверили отца на знание топографии города. Но это было несколько позже, уже в Минском лагере.
Под Вязьмой в плен попало всё Московское ополчение, и фашисты не знали, что делать с таким количеством пленных. Северо-Западная часть Смоленской области была основательно распахана, поэтому, огородив колючей проволокой значительную территорию пашни, фашисты загнали пленных на неё, не давая ни еды, ни питья в течении нескольких недель. За это время вся трава была съедена, а лужи выпиты. Люди мёрли, как мухи, даже не от голода и жажды, а от чувства безысходности. Отец выдержал эти недели, сказалось и то, что он был довольно упитанным…
Выживших отогнали в город Смоленск, который был основательно разрушен. Пленных использовали на разборке завалов, им стали давать баланду. Кроме того, наиболее ушлые и молодые умудрялись добывать съестное, где оно плохо лежало. Отец познакомился с 17-летним парнем, балкарцем по национальности, Суфияном. Отец относился к нему как к сыну, наставляя его, чтобы он не зарывался, а Суфиян подкармливал отца…
Я мало знаю о лагерной жизни отца – он не любил вспоминать это время. Вернувшись в 45-ом с войны, он несколько ночей рассказывал о прошедшем маме, так что о некоторых эпизодах я знаю с её слов. После Смоленска отец и Суфиян были отправлены в трудовой лагерь под Минском. Руками пленных немцы переоборудовали недостроенный авиазавод в танкоремонтный, на котором наши танки Т-34 восстанавливали и использовали на фронтах…
Что-то изготовляли пленные и после постройки завода. С этим связана и самая страшная страница плена моего отца. В ящик с изделием, который отправлялся в другой трудовой лагерь, отец вложил письмо, которое подписал: Иосиф. В письме интересовались бытовыми условиями жизни пленных другого лагеря, не более. Но письмо попало не в те руки, его переслали в Минский лагерь, выявили всех Иосифов, отца в том числе. Их выставили голенькими перед воротами лагеря. Кто-то решил проверить, нет ли среди них евреев. Лагерь был на самообслуживании: врачи и санитары были из пленных. Так санитаром был Александр Бычков из Орехова-Зуева под Москвой. Он прошёл с отцом все эти годы плена и не раз выручал “доходяг”, забирая их в изолятор, заявляя немцам “krank”. Немцы страшно боялись эпидемий и даже не решались заходить на территорию изолятора. Отца выручил врач, который так же рисковал при этом жизнью, так как его мог проверить немецкий врач, но врач из пленных заявил, что знает отца по ополчению как русского, а обрезание делают и мусульмане».
Здесь я добавлю то, что слышал сам от дедушки. Ему повезло на товарищей: никто не выдал, что он еврей и коммунист. Он рассказывал, что на какой-то пересылке некий поляк говорил: я вижу, что ты еврей, в бане проверим. Но товарищи пожертвовали запасом соли, чтобы он смог миновать баню. И так почти четыре года плена удавалось скрывать. Дальше – опять слово дяде Иосифу:
«Вообще, обычно выдавали свои же. Пользуясь тем, что еврейский разговорный язык “идиш” является диалектом немецкого, многие евреи лезли в переводчики ради лишнего куска хлеба – их из зависти и выдавали. Немцам же все пленные казались на одно лицо, как нам китайцы. Отец прекрасно знал немецкий ещё по учёбе в институте… Но он скрывал это знание от немцев, пленные же знали и приносили ему немецкие газеты. Отец черпал из газет информацию и даже вёл среди близких пропаганду. Он говорил: “Если немцы в десятый раз пишут, что взяли Сталинград, значит, они его до сих пор не взяли”.
В Минском лагере несколько раз приезжали власовцы вербовать в РОА. Выстраивали пленных, и власовец объявлял: “Кто готов бороться против жидов и коммунистов, два шага вперёд!” Находились желающие. Некоторые говорили, что им бы только получить оружие и они его повернут против немцев, но их так и не направили на фронт, используя только как карателей».
Тут я еще раз добавлю то, что слышал от дедушки. Вербуя, власовцы не забывали напомнить пленным, что они нарушили требование устава «последнюю пулю себе» и потому их в СССР ждет лагерь. Дальше – опять слово дяде Иосифу:
«С наступлением Красной Армии лагерь переместили в окрестности Берлина, а затем на правый берег Эльбы. 2-го мая 1945 года охрана лагеря разбежалась, и пленные оказались на свободе. Некоторые устремились на левый берег в американскую зону, польстившись на жратву, выпивку, женщин. Там они попали в “перемещённые лица” и о них впоследствии ничего не было слышно.
А большая группа, в том числе и отец, направились на восток. “Нам надо держаться вместе”, – сказал отец. Как рассказывали нам Суфиян и Александр Бычков, именно отец был инициатором движения на восток на встречу с передовыми частями Красной Армии. Вскоре они встретили наши наступающие части. Бывших пленных отправили в комендатуру. Все подтверждали, что предателей среди них не было, а поскольку в последних боях наши части несли большие потери, пленных записали бойцами Красной Армии.
Когда 8 мая Германия капитулировала, тех, кто постарше, демобилизовали, в том числе и отца, а тех, кто помоложе, как Суфиян, отправили в Маньчжурию воевать с японцами, но все они избежали Сталинских лагерей, так как в их документах не было отметки о пребывании в плену».
В 2010 году я записал на диктофон воспоминания, которыми делились мой папа и дядя Иосиф. Речь вначале шла о том, что дедушка сочинил легенду, что он из Слюдянки.
Иосиф: Немцы, когда они воевали тут, нашли карту этого города, попросили его показать, где вокзал, где что, и только после этого поверили. Но отец-то там действительно жил перед тем, как в Монголию…
Это фортуна: пройти четыре года еврею плена немецкого. Но он правильно себя вел.
Папа: Он знал немецкий и не подавал виду.
Иосиф: Многие, пользуясь тем, что идиш – это диалект немецкого языка, лезли в переводчики, и свои же их выдавали. А отец делал вид, что не знает, хотя знал не только идиш, но и немецкий.
Папа: Английский и немецкий. Ты знаешь, начали передавать эти «Голос Америки» этот, Би-Би-Си на английском языке, прошло сколько лет. Я включал – он мне переводил. И когда англичане их освободили, он вел переговоры от имени этой группы 28 человек. И они пошли…
Иосиф: Они пошли на восток, пришли в часть, а там как раз большие были потери и их включили как будто… И у него в военном билете никакого ни плена, ничего. Кто был помоложе – их послали в Манчжурию, а его отпустили домой.
Да, это было еще одно везение, и нужно низко поклониться командиру той части, который просто зачислил освобожденных пленников в свою часть. И у дедушки не было нигде записано о плене, в результате он избежал сталинского лагеря.
Как написал в своем автобиографическом стихотворении дядя Иосиф:
… Что прошёл тот содом,
И ушедшему, хоть и с великим трудом
И от Сталина и от Гитлера.
В партии, как я понял, ему удалось восстановиться только после XX съезда. Он сохранил коммунистические идеалы и их отстаивал. Я был свидетелем его частых споров с папой, особенно по вопросам внешней политики. Папа часто вспоминал его фразу: почему я должен верить тебе, а не газете «Правда»?!
Мне запомнилось его увлечение кроссвордами. Их тогда публиковали в газетах в пятницу, субботу и воскресенье. В эти дни покупалось несколько газет, и дедушка с удовольствием разгадывал кроссворды. У него была специальная тетрадь, куда он записывал слова, которые не смог отгадать, и он ею пользовался.
Смерть Феликса в декабре 1980 года его сильно подкосила. Он начал терять память – до этого она у него была прекрасная. Но одновременно в его памяти всплывало что-то из времен молодости. Так, он неожиданно вспомнил песню, которую слышал в 1916 году, когда немцы, занявшие Белосток, привлекли его к принудительным работам, – эту песню тогда исполнял на губной гармошке немец-охранник.
Он умер 11 марта 1981 года. Я тогда был на военных сборах, мне даже не стали сообщать.
