6. Учеба в седьмом и восьмом классах
Школа называлась «с углубленным изучением математики и прикладной математики». Программа по математике сильно отличалась от программы «нормальной» школы. Помимо алгебры и геометрии у нас был матанализ, где нам давали дифференциальное, а затем и интегральное исчисление. Вместо труда было программирование.
Физику нам тоже старались давать более серьезно, хотя школа и не называлась физико-математической. Но учителя были разные. Самым сильным считалась Эсфирь Григорьевна, которая у нас не преподавала, и я ее не знал. В седьмом классе нас учила Марьяна Давыдовна Гельфанд, тоже сильный учитель. Но с восьмого класса у нас была Елена Ростиславовна Черкасова, молодая учительница, довольно слабая и как физик, и как педагог. К тому же она «таяла» от красивых мальчиков вроде Саши Малкина. Она была дочерью профессора Пединститута и после того, как мы окончили школу, ушла в Пединститут.
Учится мне стало гораздо труднее, чем в 690-й школе, пятерки стали редкостью, преобладали четверки, но случались и тройки, даже по любимым предметам. У меня сохранился табель за седьмой класс. За год пятерки были только по литературе и труду (программированию), тройка по черчению, остальные – четверки. В четвертях были пятерки также по матанализу, геометрии и пению, тройки – по физике, биологии, физкультуре.
Отдельно надо отметить два любимых предмета – историю и химию. Учителем истории у нас была Елена Алексеевна Котыхова, о ней я подробнее напишу в другом разделе. Не помню, за что она мне влепила тройку за третью четверть, но в трех остальных четвертях у меня были пятерки.
Химии нас в седьмом и восьмом классах учила Зинаида Андреевна Соленая. Вначале химия мне плохо давалась: в первой четверти четверка, во второй – тройка. Но как-то я стал просматривать учебник химии вперед и наткнулся на таблицу Менделеева. Меня эта система заворожила, и с того момента я полюбил химию. В третьей и четвертой четвертях у меня уже были пятерки.
Про учительницу русского языка и литературы в памяти осталось очень мало. В записях я нашел, что ее звали Мария Степановна Александрова, но я запомнил только имя – и то потому, что я писал про наш класс пародию на Евгения Онегина, и в ней звучало: «Мадам Мари, учитель строгий». Первые строки придумала Таня Жезмер, кто-то еще участвовал, но большую часть написал я – всего удалось написать лишь четыре строфы.
Директором школы была Валентина Дмитриевна Головина. Мы ее постоянно видели, но разговаривать приходилось редко (позже, когда я был редактором школьной стенгазеты, иногда общался с ней, но тоже не часто). Невысокого роста, она тем не менее воспринималась солидно. Говорила негромко, но четко, и пользовалась всеобщим уважением.
Позже мы узнали, что она была первым директором нашей школы – с 1953 года, ей тогда было 33 года. При ней, в том числе и ее стараниями, школа стала математической. Оставила свой пост через 25 лет, в 1978 году, когда мы уже закончили школу. Умерла в 2015 году, в возрасте 95 лет.
Много лет спустя я прочитал ее мемуары. Она написала их, когда ей было уже 90, и мне показалось, что, напиши она их раньше, они были бы более интересными. Вот как я тогда (в 2010 году) отреагировал в своем блоге:
«Книга эта меня одновременно восхитила и огорчила. Восхитила тем, что я узнал биографию В.Д., узнал о ее трудной судьбе. Дочь предпринимателя из крестьян, в пятилетнем возрасте потерявшая отца, а затем пострадавшая от раскулачивания, с трудом пробившаяся в педучилище (дочь эксплуататора), она сумела стать директором одной из лучших школ Москвы… Восхитило и то, что В.Д., дожив до 90 лет, сохранила ясный ум. А огорчило то, что я не нашел в этой книге многое из того, что хотел найти. И, конечно, замечательно, что В.Д. сумела в свои 90 написать такие воспоминания, но, наверное, было бы лучше, если бы она написала их раньше. Все-таки по стилю и по содержащейся в воспоминаниях информации трудно представить, что они написаны кандидатом педагогических наук.
В книге В.Д. много написала о своей семье, о своей личной жизни, но крайне мало (с моей точки зрения) – о школе. Есть немного о первых годах директорствования, но почти ничего – о том, как школа стала математической. И совсем ничего – о проблемах, с которыми неизбежно должен был столкнуться директор элитарной школы в период доминирования квазикоммунистической идеологии…
Такие люди, как В.Д. не стали рабами, и они сделали все, что смогли, чтобы воспитать учеников не рабами, а свободными людьми. В этом их великая заслуга, за это мы должны быть им вечно благодарны… Но сами эти люди, прикрывавшие нас от Системы собой (не телами, а душами) получили от этой Системы слишком большую порцию яда… Такие люди, с одной стороны, были встроены в Систему, с другой – боролись с ней, чаще всего даже не осознавая этого. Но десятилетия вынужденного двоемыслия не могли не сказаться».
