2. Дом и квартира
Наш дом по адресу Измайловский проспект 55 – 14-тиэтажная кирпичная башня, тогда такие башни строились по всей Москве. К дому было пристроено двухэтажное здание, которое сначала использовалось как кафе, а затем превратилось в вечерний ресторан.
Мы получили квартиру № 7 на втором этаже. Квартира двухкомнатная, смежно-изолированная, то есть в обе комнаты можно было войти из коридора, но и между ними была дверь (которую мы заставили шкафом). В большой комнате жили родители, в маленькой – бабушка и я. Санузел раздельный, кухня – небольшая, но вполне удобная.
Под лоджией располагалась крыша над входом в кафе (ресторан), так что легко было перелезть через ограждение лоджии и оказаться на этой крыше – и можно было по крыше гулять. Не могу сказать, что я часто этой возможностью пользовался, но бывало.
Подниматься на второй этаж можно было на лифте (лифтов было два, из них один большой – грузовой) или по лестнице. Но с лестничной клетки нужно было пройти через балкон к лифтовой площадке, а оттуда уже была дверь в коридор, где располагалось шесть квартир.
На том же этаже квартиру № 9 получил папин товарищ, Виктор Владимирович Черняк, который тогда был главным инженером МНУ. Я его помнил еще по Конаково. Через два года он стал начальником МНУ. Мы сдружились и с его семьей – отцом Владимиром Львовичем (довольно крепким стариком), женой Лялей (врач-рентгенолог) и дочерью Катей (тогда студенткой). Нередко вместе гуляли вечером в парке.
Мы жили уже в Сокольниках, когда произошло несчастье. Я помню, вечером раздался звонок, папа коротко поговорил, и тут же они с мамой собрались и ушли. Я только успел спросить: «Что-то случилось?», и папа лаконично ответил: «Случилось». Потом я узнал, что Виктор Владимирович скоропостижно умер от тромба. Он был немного старше папы, ему было всего около 50.
На Горбуновке у нас не было телефона, ее телефонизация началась уже после нашего отъезда. Мы (и я тоже) ходили звонить к телефону-автомату у магазина. Я еще помню, как телефонные номера начинались на букву Б, а за ней шел шестизначный номер. Потом номера стали семизначными, они начинались на 2 или 1, номера, начинающиеся на 3 или 4 появились позже.
Переехав в Измайлово, мы стали в очередь на телефон. Не помню, через сколько месяцев (но меньше чем через год) телефон у нас появился. Но номер у нас был смежный с Черняками (когда разговаривали одни, другие пользоваться телефоном не могли). Я к телефону быстро привык, но до сих пор испытываю определенную робость, когда нужно позвонить незнакомому или малознакомому человеку. В первые годы я настраивался на звонок, засучивая рукава, и папа надо мной за это подтрунивал.
Квартира была неплохая, хотя мы могли претендовать и на трехкомнатную. Но у нее скоро обнаружился серьезный недостаток – шум. Источников шума было два – бойлерная в подвале и коридор, ведущий из ресторана: когда он заканчивал работать и из него выгоняли загулявших посетителей. Из-за этого шума папа плохо спал.
В 1971 году папа полгода проработал в Греции, они пускали энергоблок на тепловой электростанции. В это время у бабушки случился сердечный приступ, потом приступы стали частыми. У нас стали дежурить ее племянницы – Сарра, Дина, Дуся.
Вернувшись из Греции, папа стал жаловаться на шум и добиваться другой квартиры. Ему сказали, что он может выбрать любой строящийся в Измайлово дом. Но все, что строилось, его по каким-то причинам не устраивало. А мама все говорила: «Ну где ты найдешь еще такое замечательное место?!» Наконец, папа нашел подходящий дом, но не в Измайлово, а в Сокольниках, и в октябре 1972 года мы туда переехали.
