4.3. Федор Достоевский
Творческое наследие Достоевского огромно. Здесь я коснусь только двух его романов. Один из них – «Бесы».
Этот роман чаще всего воспринимается как памфлет, направленный против революционеров. Я его тоже воспринимаю как памфлет, и есть много оснований считать, что это произведение больше политическое, нежели художественное. Хотя оно, конечно, написано большим художником.
Из истории написания этого романа можно понять, что он первоначально был задуман и начат как памфлет против либералов-западников. Главным антигероем его должен был стать Степан Верховенский. И эта линия в значительной степени сохранилась. Мы воспринимаем как «бесов» показанных в романе революционеров-нечаевцев, но Достоевский в конце романа вкладывает в уста умирающего Степана Верховенского признание, что «бесы» – это он и его единомышленники (Варвара Ставрогина, писатель Кармазинов, губернатор и губернаторша фон Лебке).
Однако уже в процессе работы над романом Достоевский знакомится с материалами суда над нечаевцами – убийцами студента Иванова. И в середине романа появляется Петр Верховенский, про детство и юность которого мы практически ничего не узнаем. Насколько я смог понять, история убийства Шатова в романе практически списана с истории убийства Иванова. Художественно эта история оказалась мало осмыслена.
Впрочем, на меня гораздо большее впечатление произвела «шигалевщина» – сочинение одного из деятелей кружка Петра Верховенского, к которому сам Петр отнесся весьма пренебрежительно. Вот тут, пожалуй, больше предвидения, чем во всех остальных эпизодах романа: жажда безграничной свободы оборачивается безграничным деспотизмом. Именно этот урок нам потом преподала большевистская революция.
Не буду обсуждать мало понятный мне образ Николая Ставрогина. Отмечу лишь, что я увидел в нем сходство с персонажем следующего романа «Подросток» Андреем Версиловым, тоже мало мне понятным.
Завершая заметку о романе «Бесы», не могу пройти мимо его концовки. Вряд ли Лев Толстой пытался подражать Степану Верховенскому, но сходство между уходом из дома и смертью обоих просто поразительное. Жизнь копирует искусство?
Теперь немного о последнем романе Достоевского «Братья Карамазовы». Я полагаю, что для юристов особенно интересно описание суда над Дмитрием Карамазовым. Помню, что речь адвоката Фетюковича мне показалась убедительной. Но я заметил, что он не использовал два аргумента в пользу невиновности Мити, которые мне видятся более весомыми.
Первый аргумент. Удар был нанесен сзади и около окна. Между тем, отношения Федора Карамазова с сыном Митей были таковы, что Федор Павлович никак не мог повернуться к нему спиной. Так что удар, очевидно, был нанесен человеком, которому он доверял.
Второй аргумент. Орудия преступления обычно тут же выбрасывают. И Митя, ударив пестиком Григория, тут же пестик бросает. Поэтому нет логики в утверждении обвинения в том, что Митя ударил отца этим пестиком: в этом случае он должен был его тут же бросить.
Но меня в романе гораздо больше задели философские вопросы. Вот фраза, выражающая суть взглядов Ивана Карамазова: «Если Бога нет, все позволено». Хотя именно такой фразы в романе нет, но она достаточно точно резюмирует его высказанную позицию.
Достоевский замечателен тем, что сам ничего не утверждает. Все крылатые выражения («Красота спасет мир», эта и другие) принадлежат его персонажам. И уже читателю предстоит самому решить, насколько эти утверждения верны.
И вот я, прочитав роман, пришел к выводу, что Иван Карамазов здесь был не прав. Вся логика романа говорит о противоположном. Федор Карамазов был отнюдь не атеистом (и боялся мучений в аду), и тем не менее вел себя совершенно аморально. А у Ивана Карамазова была совесть, которая замучила его, хотя его вина в смерти отца лишь весьма косвенная. Именно совесть (вне зависимости от веры в бога) препятствует вседозволенности.
Вижу я в романе и ответ на вопрос: в каком случае «все позволено». Ответ этот дал тот же Иван в «Легенде о Великом Инквизиторе». Именно уверенность человека в том, что он владеет «истиной в последней инстанции», позволяет ему совершать любые преступления во имя этой «истины». Кстати, у Ильи Эренбурга в «Хулио Хуренито» Великим Инквизитором изображен лидер большевиков, в котором легко угадывается Ульянов-Ленин.
