4.12. Владимир Чивилихин
Я читал только одно произведение Владимира Чивилихина – роман-эссе «Память». О нем и хочу написать.
Отдельные фрагменты этого романа публиковались в 1978, 1980 и 1983 годах. Первоначально он публиковался в журнале «Наш современник», который я не читал ни тогда, ни позже. Я прочитал роман в 1985 году, когда он вышел в «Роман-газете» и в отдельной книге издательства «Художественная литература».
Компоновка глав романа мне сразу показалась неудачной. Позже я узнал, что по каким-то конъюнктурным соображениям вторая книга романа была опубликована раньше первой, но еще раньше в печати появился отдельный большой фрагмент книги. В результате компоновка сложилась в значительной степени стихийно.
В частности, я обнаружил, что как в «Роман-газете», так и в книге издательства «Художественная литература» издание неполное: некоторые фрагменты из «Роман-газеты» отсутствовали в книге, и наоборот. Позже я узнал, что была еще книга в издательстве «Современник» (и эта публикация, возможно, полная).
Тогда роман произвел на меня сильное впечатление. Вот выдержки из моей записи 1985 года:
«Это грандиозное произведение, которому я не знаю аналогов. Оно будит интерес к истории нашей страны, ее архитектуре, наводит на размышления… В целом компоновку произведения я не могу считать удачной. Грубо говоря, вторую половину первой книги и первую половину второй надо поменять местами…
Наиболее интересны вопросы, в которых Чивилихин претендует на открытие. Я насчитал 10 таких открытий.
1. Н.О. Мозгалевский, которого на основании материалов следствия считали недалеким и случайным в декабристском движении, на самом деле был активным деятелем Общества соединенных славян, сумевшим ввести в заблуждение следствие.
2. Неизвестный в настоящее время поэт и писатель В.И. Соколовский был видным литератором, предшественником Козьмы Пруткова, сумевшим в условиях николаевской реакции опубликовать произведения, критикующие самодержавие.
3. Ссылаясь на противоречия в оценке численности монголо-татарского войска, Чивилихин принимает его равным 150 тыс. (кстати, эта же цифра и в БСЭ), но считает, что к концу вторжения эта численность сократилась до 20–30 тыс.
4. Принято считать, что путь орде к Новгороду преградила распутица. Чивилихин доказывает, что до распутицы было еще не менее 1,5 месяцев. Подлинной причиной поворота орды писатель считает неспособность поредевшего войска взять крупный, хорошо укрепленный город.
5. Используя географию, топонимику, данные археологии, Чивилихин восстановил путь орды от Торжка до Козельска: на Селигер, от Селигера к Игнач-кресту (находившемуся предположительно на р. Щеберихе у юго-восточной границы Новгородской области), затем назад, на юг по водоразделу, затем на Дорогобуж и, не взяв Смоленск, на юг до угро-деснянского водораздела, оттуда повернули на восток и вышли к Козельску.
6. Причины длительной осады Козельска – географические условия позволили превратить маленький Козельск в практически неприступную крепость. Татарам потребовалась длительная подготовка. С другой стороны, орда все равно не могла двигаться дальше из-за разлива рек, поэтому не спешила с началом штурма.
7. Еще в молодости Чивилихин мечтал узнать имя автора "Слова о полку Игореве". И в романе "Память" он несколько глав посвящает доказательству гипотезы (уже высказывавшейся, но не воспринятой), что автором произведения является сам князь Игорь. С этим писатель связывает и загадки черниговского княжения и смерти Игоря Святославича.
8. Чивилихин предположил, что собор Параскевы Пятницы в Чернигове был сооружен в годы княжения там Игоря Святославича (1198–1202).
9. Чивилихин приводит данные в пользу того, что Рюрик, призванный в 862 г. на новгородское княжение, был не скандинавом, а происходил из западно-славянского племени бодричей.
10. Чивилихин утверждает, что слово "Русь" происходит от праславянского "руса" – река. Т.о. "русы" означает живущие на реках.
По поводу этих "открытий" можно услышать мнение, что все они "выдуманы на голом месте". Мол, сколько ученых над этим работает, а тут како-то дилетант с ними спорит. Что на это можно ответить?
Во-первых, все это не выдумано, и не на голом месте. Над книгой Чивилихин работал 16 лет. Читал книги и летописи, рылся в архивах, пользовался материалами археологов, краеведов, изучал карты, ездил на места, беседовал со специалистами. Главы, посвященные "Слову о полку Игореве…", например, содержат точные (т.е. с указанием страниц) ссылки на 39 работ, а сколько еще ссылок только на фамилию автора! Еще надо добавить, что некоторые из "открытий" не являются открытиями в подлинном смысле, а являются обоснованием идей, ранее уже высказанных, но не получивших признания.
Во-вторых, автор все же не дилетант, у него хорошее гуманитарное образование – факультет журналистики МГУ.
В-третьих, Чивилихин не занимался опровержением твердо установленных научных истин, а, напротив, высказал идеи в тех областях, где идут вечные споры. А в таких случаях всегда полезно прислушаться к новому мнению».
С того времени, как я написал вышеприведенный текст, прошло 39 лет. И сейчас надо в первую очередь сделать несколько уточнений.
В 1985 году я был в восторге от романа. Но мои родственники, с которыми я обсуждал произведение, моих восторгов не разделяли. Папа и вовсе назвал Чивилихина шовинистом. Некоторые отголоски моих дискуссий отражены в приведенном тексте.
Позже я увидел критическое отношение к Чивилихину и его роману в очерке Василия Селюнина «Истоки». Автор знал Чивилихина студентом и отмечал, что он тогда был ярым сталинистом.
Когда мы узнали про общество «Память», были разговоры о том, что оно «выросло» из романа Чивилихина. И сейчас в Википедии можно прочитать: «Идеи романа повлияли на идеологию ультраправого общества “Память”, названного в его честь»; «Чивилихин отстаивает идею об “арийском” происхождении славян». Во всем этом стоит разобраться. Начнем с «арийского вопроса».
Происхождению славян Чивилихин посвящает даже не отдельную главу, а половину главы 27 второй книги. В 1985 году я не счел нужным упоминать его идеи в этой части в списке «открытий» – они мне показались неубедительными. Сейчас могу отметить, что главных тезисов там два.
Первый: индоевропейская языковая и культурная общность сложилась в междуречьях Волги–Дона–Днепра–Днестра в III тысячелетии до нашей эры; предки славян всегда жили на Днепре, они были автохтонами, то есть коренными жителями приволжских и причерноморских степей и прилегающих районов Европы. Это соответствует «курганной» гипотезе, которая, если верить Википедии, является наиболее популярной в отношении происхождения праиндоевропейского языка. Таким образом, ничего «шовинистического» в этом тезисе нет.
Второй: балто-славяне и по языку, и антропологически ближе к индоиранцам, чем германцы. Здесь тоже я не вижу ничего криминального. Но дальше Чивилихин позволяет себе не вполне корректный текст. Многие его главы построены в форме диалога с «Любознательным читателем». И вот от имени «Любознательного читателя» он восклицает: «Может быть, предки балто-славян, у которых оказалось с арьями столько языковой и культовой общности, то это мы, а вовсе не немцы, вроде как бы арийцы!»
И сам отвечает как будто корректно: «Только нельзя на этих или каких-либо других научных разысканиях строить какие бы то ни было расистские концепции. Немецкие фашисты пытались создать свою националистическую расовую теорию… Мы знаем, чем все это кончилось…»
Меня такой ответ не полностью удовлетворяет. Ибо восклицание «Любознательного читателя» глубоко провокационно. И коли автор позволил себе его привести, он должен был дать ему отпор не только с политической, но и с научной стороны. Поскольку нет оснований называть «арийцами» ни немцев, ни славян, этот термин в современном смысле относится только к индоиранцам. И из-за этой короткой фразы появилось основание обвинять Чивилихина в приверженности к идее об «арийском» происхождении славян.
Что касается общества «Память»… Я не знаю, какую эволюцию оно проделало с 1980 года, когда возникло, по 1987 год, когда появилось в публичном поле. Но между взглядами его лидеров в конце 1980-х и в 1990-х и идеями Чивилихина я не вижу почти ничего общего.
У Чивилихина главная мысль – необходимость сохранения культурного наследия. У общества «Память» к тем годам от этого практически ничего не осталось.
Главное в идеологии общества «Память» – антисемитизм, ксенофобия, антизападничество, монархизм, апология православия. У Чивилихина нет даже в помине антисемитизма, нет никакой любви к монархам, а с православием его связывает только восхищение церковной архитектурой. Антизападничество немного есть, но даже меньше, чем у официальной советской пропаганды.
Поскольку главный лидер «Памяти», Дмитрий Васильев, в 1990-е годы трижды участвовал в московских выборах (получил от 1% на выборах мэра до 5,6% на выборах в Мосгордуму), у меня сохранились некоторые его предвыборные материалы. Так, он заявлял, что основывает свое мировоззрение на трудах «великих идееносцев нации» Ф.М. Достоевского, П.А. Столыпина, К.П. Победоносцева, И.А. Ильина.
Можно понять, что в советское время не было принято хвалить Петра Столыпина, Константина Победоносцева и Ивана Ильина. Но в романе-эссе «Память» они вообще не упомянуты ни разу. Федор Достоевский упомянут шесть раз (что совсем немного для такого огромного текста) и всегда между делом, без углубления в его идеи.
Через весь роман проходит преклонение перед декабристами, которых «памятники» не жаловали. Другие герои, вызывавшие восхищение – Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Менделеев, Миклухо-Маклай, Грумм-Гржимайло, Циолковский, Вернадский, Чижевский, Никита Бичурин (Иоакинф), Владимир Одоевский, Владимир Соколовский, Николай Морозов, Петр Барановский, Юрий Гагарин и т.п.
Чивилихин резко полемизировал с идеями Льва Гумилева, который с большим основанием может считаться предтечей современных русских националистов.
Впрочем, следует признать, что Чивилихин, выступая в защиту русской культуры, допускал перехлесты, отмечая ее превосходство перед западной. Но все же националистом я его считать не могу.
Ему были близки идеи Общества соединенных славян (одна из декабристских организаций, в которую входил и предок его жены) – об объединении славянских народов в единую федерацию. Обычно такие идеи называют панславизмом, но сам Чивилихин подчеркивал: «Их цель в основе своей была противоположна реакционной идее объединения славян под эгидой и властью царской России – свободный демократический союз родственных народов России, Польши, Богемии, Моравии, Сербии, Далмации и других славянских, а также некоторых неславянских земель – Венгрии, Молдавии и Валахии, связанных многовековым соседством со славянами и друг с другом».
Вот еще некоторые цитаты из книги: «Миклухо-Маклай был, как бы мы сейчас сказали, великим интернационалистом, а это означает, что он был великим патриотом». Или вот что Чивилихин пишет о татарах:
«“Татары”… – собирательное, чрезвычайно условное летописное название разноплеменного войска, нападавшего на Русь в 1223, 1237, 1239 и 1240 годах – никакого этнического отношения к предкам современных поволжских татар не имели. Центральноазиатские племена татар … полностью были уничтожены еще ордами Чингиза. Корни же казанских татар уходят в глубь времен – к многочисленному, стойкому народу, создавшему еще в домонгольское свое средневековье богатое и сильное государство Волжскую Болгарию (Булгарию). Вместе со своими родственниками и соседями, свободолюбивыми степными рыцарями башкирами (башгирдами), волжские болгары первыми побили Субудая в 1223 году, потом стали первой жертвой первого похода Бату–Субудая на запад, первыми отчаянно восстали в глубоком тылу их войск, сделались, как и русские, данниками Орды, и неверно с исторической и нелепо с лингвистической точки зрения повторять сегодня слова о татарском иге, да еще к тому же… над татарами».
И далее о Куликовской битве: «Татары? Вовсе нет! Этим условным этнонимом летописец назвал невообразимое по национальной и религиозной пестроте полчище наемников, добровольцев и подневольных, многим из которых суждено было остаться на Куликовом поле… Меньше всего в полчище Мамая было монголов и татар. Это было разноплеменное и разноязычное скопище разноверцев, обманутое, соблазненное, принужденное или купленное международным авантюристом XIV века…, так что Куликовская битва, широкое празднование любого юбилея которой не может оскорбить ни исторической памяти, ни национального достоинства или религиозного чувства кого бы то ни было из живущих, священна для всего цивилизованного человечества, потому что знаменовала собой особую, исключительную веху в мировой истории».
Или из заключительной главы: «В прошлом каждого народа были и темные, и светлые страницы, заполненные описанием деяний героев и злодеяний антигероев… Да воцарится мир меж людьми и народами!».
На этой патетической ноте хотелось закончить. Но надо все же отдельно отметить, что я сейчас думаю о перечисленных в 1985 году «открытиях».
Из того десятка стоит обсудить только три. Начну со «Слова о полку Игореве». Гипотеза об авторстве самого князя Игоря – интересная, но ее нельзя считать доказанной. Но сами по себе три главы, посвященные «Слову…» – это довольно серьезное исследование. Меня в нем, например поразил факт, который ни у кого больше мне не встретился: то, что в «Слове…» полностью отсутствует христианская символика, но много языческой символики. Зная это, как-то трудно представить, что его автором был монах. Убедительными мне представляются и аргументы, что автор был из Черниговской земли и что он был участником похода. Об остальном можно спорить.
Западно-славянское происхождение Рюрика. Тоже не доказано. Но мне кажется недоказанной и гипотеза о его скандинавском происхождении. Все же стоит отметить приведенную Чивилихином легенду, найденную в книге Мармье, о том, что Рюрик был сыном бодричского князя Годлава. Впрочем, у меня возникла гипотеза, синтезирующая славянскую и скандинавскую версии. Рюрик, будучи сыном убитого датчанами бодричского князя, мог быть воспитан викингами и стать их военачальником (есть версия, что именно он во главе норманнского войска нападал на Париж). Впрочем, вопрос о происхождении Рюрика не столь важный, как кажется. Чивилихин не сомневался, что Рюрик был отцом Игоря Старого, а я, вслед за рядом историков, считаю эту версию практически исключенной.
И, наконец, о происхождении слова «Русь». Версий много, и нет общепризнанной. Но мне версия Чивилихина, связавшего это название со славянским корнем, означающим реку, кажется наиболее убедительной.
