9. Стройотряд
Работа в стройотряде формально была добровольной. Но по комсомольской линии первокурсники обязаны были отработать так называемый Третий трудовой семестр. Тот, кто по состоянию здоровья не мог работать в стройотряде, должен был отработать в институте – в приемной комиссии или на какой-то другой канцелярской работе. Так, в стройотряд не попали Марина Шухман, а из нашей группы Витя Жулин, Саша Никонов и Толя Парамонов. Работать нужно было все два месяца каникул – июль и август.
Студенты других курсов работали в стройотряде действительно добровольно, стремясь заработать деньги. Впрочем, у третьего курса в июле была ознакомительная практика, а у ребят с четвертого курса в те годы летом были военные сборы. Так что, помимо первокурсников, в стройотряде работали второкурсники и пятикурсники.
Нашему институту (или только нашему факультету) для работы в стройотряде выделили Чеховский район Московской области. Нас разделили, насколько я помню, на шесть отрядов. Группу С-11 направили в Молоди (отряд назывался «Победа»), группы С-12 и С-16 – в Чепелево (совхоз «Чепелевский»), группу С-13 в совхоз «Новый быт», группы С-14 и С-15 – в Васькино, группу С-17 в Шарапово (колхоз «Ленинское знамя»), группы С-18 и С-19) – в Стремилово (колхоз им. XX партсъезда).
Наш отряд, работавший в колхозе им. XX партсъезда, назывался «Парус» (и отрядной песней был «Парус» Высоцкого). Командиром был пятикурсник Валерий Гришин, и вокруг него собралась команда пятикурсников. Они хотели заработать побольше денег, поэтому стремились избавиться от «слабаков». В первую очередь Гришину как-то удалось избавиться от большинства девочек из С-18 и С-19, которых перебросили в отряд «Победа». По каким-то причинам из нашей группы в отряд попала только Юля Рашба, из С-19 – Ирина Аброськина, Елена Андреева, Елена Волкова и Люба Камардина (Прохорова). При этом Люба работала поваром, еще поварами были две девушки-второкурсницы. Еще была Марина Михайлова из С-12 (у которой почему-то было прозвище «Теща»), так как у нее был роман со второкурсником Сергеем Василенко, работавшим в нашем отряде.
Дальше был медосмотр, который проводили двое ребят из С-19, окончивших медучилище, Юра Кукс и Миша Фаркаш. Они, в частности, спрашивали: нет ли аллергии. Володя Шварцберг ответил, что у него аллергия на сульфаниламидные препараты, и ему сказали, что его в стройотряд не берут. Он возмутился, и его все же взяли. Позже один из пятикурсников откровенно говорил, что они готовы были отфутболить любого, кто не хотел работать.
В результате большая часть отряда состояла из пятикурсников и второкурсников. Мастером был парень из какого-то другого вуза. Еще были три шофера, один из них из нашего института (он водил бортовой грузовик, возивший в кузове людей, то есть нас, мы его называли «шарабан»), и еще два парня из МАМИ, водивших самосвалы. Еще были пара мужиков неизвестно откуда. И плюс нам дали «на воспитание» двух «трудных» подростков.
Комиссар отряда несколько раз менялся. Первоначально на эту роль предполагался Николай Коротков (секретарь курсового бюро, кандидат в члены КПСС), но его сразу перевели в бригадиры. Большую часть времени комиссаром был Юрий Кукс, одновременно исполнявший функции врача. Потом комиссаром формально сделали Ирину Аброськину – уровень ее «идейности» хорошо характеризует байка, которую она мне сама рассказала: на экзамене по истории КПСС преподаватель ее спросил: кто такой Брежнев? – она ответила, дальше был вопрос: кто такой Косыгин?, она и на этот вопрос правильно ответила, но на вопрос: кто такой Подгорный? – ответила: а черт его знает! – и ей влепили тройку.
Состав отряда понемногу редел. Первыми его покинули Андрей Прохоров и его жена Люба Камардина (Прохорова). Люба, как я выше писал, была поваром. Андрей (член партии) что-то узнал от нее о манипуляциях с мясом и стал открыто возмущаться. В результате им пришлось уехать. Позже Николай Коротков мне говорил: зря он стал открыто действовать; вот я подошел к Гришину и один на один ему сказал, что я все знаю и в случае чего скажу, кому надо. Впрочем, позже Гришин смог и от Короткова избавиться, о чем речь пойдет дальше.
У меня в какой-то момент возникли боли в спине. Я пожаловался Куксу, и тот сказал, что я могу уезжать. Но я решил остаться. Рассказал об этом Володе Шварцбергу, и он удивился: почему ты еще здесь? На следующий день Володя и Юля Рашба обратились к Куксу, получили освобождение и уехали. Марина потом мне сообщила, что они приехали в МИТХТ и там рассказывали сочиненную ими историю, как их выгнали за пьянку.
Довольно быстро отряд покинули и Сергей Василенко с Мариной Михайловой.
Жили мы в деревне Бегичево в бараке. На работу нас возили на машинах. Было несколько бригад. Плотники строили какие-то деревянные сооружения, но я к этой работе не имел отношения. Помню, первым заданием для нас (я, Володя Шварцберг, Сережа Бондаренко, Женя Кузнецов) была работа в бутовом карьере: мы собирали и грузили бут.
Большая часть моей работы была связана с бетонированием территорий. Этим занимались две бригады, и я поработал в обеих. Сначала мы работали на бетономешалке, которая находилась у перекрестка, на полпути из Бегичева в Стремилово. Кто-то из нас насыпал в ковш из ведра цемент, другие лопатами сыпали туда песок и гравий. Бригадир пятикурсник Сергей Евдокименко следил за соотношением компонентов, включал воду и управлял механизмами.
При этом была у нас еще одна не очень приятная работа. Периодически нужно было привозить со склада цемент. Склад был не очень далеко. Черпали и грузили мы цемент ведрами, и, естественно, покрывались цементной пылью с ног до головы. Работали мы так: одевали респираторы (дышать в них было трудно, но без них никак), раздевались до плавок (плюс кепка и сапоги). После погрузки цемента шли смывать его в ближайший колхозный пруд.
21 год спустя мы с сыном Ильей на велосипеде доехали от нашей дачи до Стремилова и Бегичева. Бетономешалки уже не было, но около того места валялся смеситель от нее.
Потом я работал в бригаде пятикурсника Александра Карпейского – мы клали бетон, который производился на бетономешалке. Работали в основном в Стремилово, в центральной усадьбе колхоза. Я и другие разравнивали бетон, затем Карпейкий или второкурсник Николай Чубун окончательно выравнивали (в том числе путем вибрации) его с помощью деревянного приспособления (гладилки).
Помимо этой работы я еще делал стенгазету. Фотографировал, затем проявлял пленку и печатал фотографии. Проявлять и печатать меня научил папа, но я не слишком хорошо освоил эту технику. Эта обязанность позволяла мне иногда освобождаться от работы. Как-то мне параллельно поручили вкопать столб, но я это сделал халтурно, и один из пятикурсников его легко вытащил.
День строителя в тот год был 8 августа, и вскоре после него группу стройотрядовцев перебросили в Москву на ремонт института. Из нашего отряда в эту группу попали Николай Коротков (в качестве бригадира), его невеста Елена Андреева, Елена Волкова и я. Из «Победы» – Михаил Фаркаш и Татьяна Старикова. Наша работа в основном заключалась в преобразовании лабораторных помещений в аудитории и возведение перегородок, превращавших одно помещение в два: новый ректор таким образом старался решить проблему нехватки аудиторий. Помню, что мы как-то извлекли из-под раковины металлическую балку, на которой был выгравирован год – 1904. Благодаря этой работе я стал лучше ориентироваться в институте.
Не помню, сколько мне заплатил потом Гришин, и сколько заплатили за работу на ремонте института. Но заплатили неплохо. Я положил большую часть денег на сберкнижку и два года спустя оплатил из этих денег обручальные кольца себе и Марине. И там еще немало осталось.
В стройотряде я начал отращивать бороду. Мне понравилось быть с бородой, и Марине моя борода тоже нравилась. На втором курсе бороду пришлось сбрить из-за занятий по военной подготовке, после защиты диплома еще раз – из-за военных сборов. Но после окончания института я ношу бороду практически постоянно.
Стройотряд мне дал много навыков. Но на втором курсе у меня стало ухудшаться зрение, и я предполагаю, что это результат перегрузок в стройотряде.
