Детство
1. Рождение и первые годы
Я родился 17 апреля 1958 года в подмосковном городе Реутов. Когда в 1935 году туда переехали мои дедушка и бабушка с сыновьями, это был рабочий поселок Реутово рядом с одноименной станцией Горьковского направления. Но уже в 1940 году поселок получил статус города. Тогда еще главным градообразующим предприятием была бумагопрядильная фабрика. Но в 1955 году в городе разместилось конструкторское бюро, переросшее впоследствии в НПО «Машиностроение» – одно из ведущих ракетно-космических предприятий России. В 2003 году Реутов получил статус наукограда.
Но это уже было позже. Я прожил в Реутове лишь первые десять месяцев своей жизни, а в 1960 году бабушка отдала свою часть дома Реутовскому горсовету и переехала вместе с нами в новую сетуньскую квартиру.
Наш деревянный дом находился на ул. Московской (№ 9/5), южнее станции и недалеко от нее. Уже давно нет не только этого дома, но и этой улицы – там выстроены новые кварталы. По справке, которая у меня хранится, бабушке Эстер принадлежала 1/9 дома (16 кв. м). Дом строил мой дед. Папа рассказывал, что дед все деньги, которые накапливались, вкладывал в дом. И все это пришлось потом отдать задаром, иначе нам бы не дали двухкомнатную квартиру.
Родился я в реутовском роддоме, который считался хорошим. О моем рождении мама мне ничего не рассказывала. Позже она что-то говорила Марине, и уже от жены я знаю некоторые подробности. Оказывается, у меня было обвитие пуповины, и я чуть не задохнулся. Теперь я думаю: конечно, природа меня не обделила талантами, но, если бы не родовая травма, каким я мог бы быть? Впрочем, меня утешают стихи Андрея Дементьева:
Кто-то в гении выбился,
кто-то в начальство…
Не жалейте, что вам не досталось их бед.
Еще мама рассказывала – это уже всем, и мне в том числе – что незадолго до моего рождения случилось ЧП: женщина ушла из роддома, бросив ребенка. И после этого вышло распоряжение: не выписывать из роддома, пока ребенок не будет зарегистрирован. Мама написала записку: я свое дело сделала, а ваша задача – зарегистрировать. Она знала, что бабушка хотела назвать меня в честь деда, умершего за 11 месяцев до моего рождения. Но одновременно она понимала, что с именем Арон мне будет тяжело. И положилась на мудрость свекрови.
И бабушка Эстер нашла приемлемое решение: она назвала меня Аркадием (два года спустя это же имя получили еще два моих родственника). Дома меня звали Арик. Это сокращенное имя стало в детстве источником дразнилок, и, когда я подрос, я так себя уже не называл, а всегда представлялся Аркадием. Кто-то меня звал Аркашей, я на это имя не обижался, но не очень его любил.
Впрочем, был в моем детстве забавный случай, который моя кузина Вера мне много раз припоминала: видимо, я ее тогда сильно обидел. Мне было лет десять, а ей – лет пять. Она позвала меня «Арик» несколько раз, но я не откликался. Наконец, я ей сказал: «Я тебе не Арик, а Аркадий Ефимович!».
То, что я назван в честь деда, я знал с раннего детства. И, когда на папиных похоронах раввин спросил мое еврейское имя, я не колеблясь ответил: Арон.
Когда мне было десять месяцев, папа получил комнату (13,8 кв. м) в общей квартире на проезде Толбухина (д. 8 кв. 31), недалеко от станции Сетунь по Белорусскому направлению. Тогда это еще была не Москва, а город Кунцево. Но это было временно. Папа был тогда председателем профкома и добивался квартир для себя и других сотрудников своего Монтажно-наладочного управления. И через год (в феврале 1960 года) получил двухкомнатную квартиру (27 кв. м) на ул. Горбунова, с другой стороны от станции Сетунь, на третьем этаже пятиэтажного кирпичного дома (первоначальный адрес: д. 13а, кв. 8).
Квартира имела две смежные комнаты, кухню, санузел (совмещенный) и балкон. В большой проходной спали родители, в маленькой дальней – бабушка и я. Кухня – не очень большая, но и не крошечная (метраж не помню). Полы – крашеные доски. Теплую воду обеспечивала газовая горелка. В этой квартире мы прожили 10 лет.
