3.5. 2004 год, оспаривание результатов думских выборов
3.5.3. Мое выступление в прениях
3.5.4. Окончание процесса и кассация
Одним из главных дел НИВ в 2004 году была подготовка заявления в Верховный Суд России об оспаривании результатов выборов в Государственную Думу 2003 года, а затем и участие в судебном процессе.
Инициатива такого заявления принадлежала «Комитету 2000: Свободный выбор», который объединил ряд либеральных политиков и общественников. По моим данным, главную роль в финансировании подготовительной работы играл Борис Немцов, но публично он в этом деле почти не светился. Работа по подготовке искового заявления была заказана НИВ. Посредником между «Комитетом» и НИВ стал мой давний знакомый адвокат Вадим Прохоров.
В институте главная работа была возложена на Владимира Кривцова. Я подключился позже и взял на себя только один пункт заявления. Основной объем работы был связан с двумя первыми пунктами. Один из них был посвящен неравному информированию о политических партиях на федеральных телеканалах, другой – незаконной агитации на этих же телеканалах. Оба пункта требовали анализа большого массива информации. Были закуплены записи новостных и информационных телепрограмм пяти федеральных телеканалов (1 канал, РТР, ТВЦ, НТВ, РЕН-ТВ) и их транскрипты. Кривцов и привлеченные им эксперты оценивали объем информации в этих программах обо всех партиях, участвовавших в выборах, а также их направленность (позитивная, нейтральная, негативная). На основании этой огромной работы они сделали вывод о неравном освещении деятельности партий и о преобладании позитивного освещения деятельности «Единой России» и негативного – деятельности КПРФ.
Третий и четвертый пункты заявления касались ситуации с «паровозами». В списке «Единой России» были 37 высокопоставленных должностных лиц, которые затем отказались от получения мандатов (29 глав регионов, министр С.К. Шойгу и др.) – при том, что всего список «Единой России» получил 120 мандатов. Формально это не было нарушением закона, но в третьем пункте заявления упор делался на то, что избиратели были введены в заблуждение наличием в списке кандидатов, которые не собирались становиться депутатами.
Четвертый пункт касался только судьбы двух мандатов, от которых отказались входившие в первую тройку списка «Единой России» Ю.М. Лужков и С.К. Шойгу. Мы считали, что закон в этом случае требовал передать эти мандаты другим спискам, в то время как ЦИК сохранила эти мандаты у «Единой России».
Пятый пункт готовил я. Он касался несоответствия закону протоколов окружных избирательных комиссий (ОИК), на основании которых были подведены итоги выборов. Я проанализировал протоколы ОИК по двум видам голосования и сравнил их между собой. При этом в протоколах значительной части ОИК были выявлены аномалии, свидетельствующие о нарушении закона избирательными комиссиями, подводившими итоги голосования. В заявлении содержались аргументы о том, что выявленные нарушения повлияли на распределение мандатов между партиями. Но даже без этого было очевидно, что в итоговом протоколе ЦИК содержатся неточные данные и что как минимум в него нужно вносить изменения.
Следует отметить, что работу в этом направлении начала еще сразу после выборов партия «Яблоко», и я им тогда помогал. Но партийные юристы выбрали неудачный вариант. Они решили оспаривать решения ОИК об итогах голосования, составив по единому шаблону однотипные заявления в региональные суды. Всего оспаривались решения 112 окружных комиссий из 41 субъекта РФ. Но эти суды вполне резонно сочли, что в реальности оспариваются решения территориальных избирательных комиссий (ТИК) и переадресовали заявления в районные и городские суды. Не знаю, готовы ли были представители «Яблока» участвовать в десятках процессов в региональных судах, но в результате дела рассматривались в сотнях районных и городских судов – и в большей части без представителей партии. В итоге получилась масса однотипных отказных решений, при этом лишь в единичных случаях суды выносили частные определения в адрес избирательных комиссий о нарушениях порядка выдачи копий протоколов.
Ошибочность тактики «Яблока» была мне ясна с самого начала. Следовало бы сосредоточиться на небольшом числе судебных процессов, где доказательства были наиболее весомыми. Важно ведь, в конечном счете, было не отменить результаты выборов – все прекрасно отдавали себе отчет в нереальности такого исхода – а создать судебный прецедент; и для этого нужно было небольшое число успешных дел или, по крайней мере, таких дел, где моральная победа заявителей была бы очевидной. В данном же случае можно фиксировать полный провал довольно шумно начатой судебной кампании.
Здесь следует сделать еще одно важное отступление. И в заявлениях «Яблока», и в нашем заявлении речь практически не шла о фальсификациях. Хотя мы фиксировали множество случаев, когда данные в копии протокола отличались от данных, размещенных на сайте ЦИК (на этих выборах впервые данные протоколов всех участковых комиссий были размещены в Интернете), в большинстве таких случаев было ясно, что копии содержат ошибки. Фальсификации на тех выборах, конечно, были – наиболее заметные мы зафиксировали в Адыгее (где их признала прокуратура, и это обсуждалось в ходе нашего судебного процесса) и в подмосковном Подольске. Но масштаб фальсификаций все же был небольшой. Вадим Соловьев, выступая в суде, сказал так: у нас путем фальсификаций отняли 1%, а путем незаконной агитации на телевидении – 10%. Это, конечно, были очень приблизительные цифры, но масштаб они передавали достаточно верно.
Выявленные нами неточности были следствием либо ошибок из-за некомпетентности или невнимательности членов избирательных комиссий, либо результатом мелкой подгонки, которая происходила из-за желания скрыть такие ошибки. Но в масштабах страны она выливалась в расхождения в десятки или даже сотни тысяч голосов или бюллетеней, что могло влиять на распределение мандатов.
Но вернемся к нашему заявлению. Когда оно было готово, было решено, что его подадут две партии – КПРФ и «Яблоко», а также семь граждан – политики Сергей Иваненко («Яблоко»), Вадим Соловьев (КПРФ), Ирина Хакамада (СПС) и Владимир Рыжков, журналисты Евгений Киселев и Дмитрий Муратов, руководитель фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров. То есть главными действующими командами были КПРФ и «Яблоко», но фактически в оспаривании принимал участие и СПС, у которого в тот момент были проблемы с руководством.
После этого была сформирована команда представителей. Единственный из заявителей, кто вошел в эту команду, был Вадим Соловьев (член ЦИК от КПРФ с правом совещательного голоса), он в процессе представлял и себя, и КПРФ. «Яблоко» и Иваненко представлял адвокат Владимир Суворов, Хакамада и Киселев назначили своим представителем Вадима Прохорова, представителем Муратова стала Елена Лукьянова, Рыжкова – Владимир Кривцов, я представлял Сатарова.
Наша команда не раз собиралась в НИВ, вырабатывая общую позицию. Иванченко участвовал в этих совещаниях и воспринимался как руководитель команды. Он излучал оптимизм и заявлял, что добьется перераспределения мандатов. Но когда начался суд, Иванченко отказался в нем участвовать. Мне он говорил, что не хочет встречаться в суде со своими бывшими подчиненными.
Заявление было подано в Верховный Суд 29 сентября 2004 года. Оно было в основном принято, только судья В.Ю. Зайцев отказался принимать требование о признании незаконным бездействия ЦИК. Это определение Соловьев пытался оспорить, но его частная жалоба не была удовлетворена.
В качестве другой стороны в процессе выступала ЦИК – орган, чьи решения обжаловались. Правовая логика требовала, чтобы к участию в процессе в качестве заинтересованных лиц были привлечены также партии и блок, прошедшие в Думу, то есть «Единая Россия», ЛДПР и «Родина». Но заявители не были заинтересованы в участии этих партий и не стали предлагать привлечь их в качестве заинтересованных лиц. Однако, по моему мнению, судья обязан был их привлечь: ведь удовлетворение требований заявления затрагивало их интересы – и даже в значительно большей степени, чем интересы ЦИК. И то, что он их не привлек, можно считать самым веским доказательством того, что отказ в удовлетворении требований был предрешен.
Судебный процесс начался 15 ноября и продолжался до 16 декабря, из этого месячного периода суд работал 19 дней, то есть почти каждый будний день. Наша команда в основном работала вшестером (Кривцов, Лукьянова, Любарев, Прохоров, Соловьев, Суворов). Неформальным лидером команды стал Прохоров. В отдельных судебных заседаниях также участвовали Сергей Митрохин и Григорий Явлинский (представлявшие «Яблоко»), Геннадий Зюганов и Иван Мельников (представлявшие КПРФ), из заявителей – Хакамада, Муратов и Киселев.
Рядом с нами весь этот месяц была Марина Литвинович, которая освещала процесс на сайте «Комитета» и путем рассылки пресс-релизов. Процесс привлек большое внимание СМИ: о нем писали «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Московские новости», «Газета», «Новая газета», «Новые известия» и др. Были и телевизионные репортажи (я тоже попадал в кадр).
ЦИК в этом процессе представляли член комиссии Сергей Большаков и сотрудники ее аппарата Алексей Головин, Ирина Гришина и Ирина Соломонидина. Больше всего и наиболее агрессивно выступала Гришина. При этом я слышал, что ее муж работал в «Единой России». Если это так, то налицо был конфликт интересов.
Стоит отметить еще один момент, о котором я писал четыре года спустя, описывая похожий судебный процесс (где тоже одним из главных действующих лиц была Ирина Гришина):
«Так уж построено законодательство, что для признания результатов выборов недействительными над сначала отменить решение ЦИК о результатах выборов. При этом к самой ЦИК претензий может и не быть вовсе… Главное в том, что законодательство дает ЦИК право признать результаты выборов недействительными лишь по очень ограниченным основаниям – в основном за нарушения в процессе голосования и подведения его итогов. Но не за нарушения, например, в процессе агитации. Даже если бы ЦИК признавала факты этих нарушений, даже если бы она им активно препятствовала – все равно она обязана была при таких обстоятельствах признать результаты действительными. Недействительными по этим основаниям их может признать только суд.
В принципе, это правильно. Но это обстоятельство плохо учитывается, например, в ГПК. Скажем, орган, принявший решение, обязан доказать его законность. И представители ЦИК объясняют, что они правильно подсчитали голоса, правильно распределили мандаты и т.п. … Фактически же представителям ЦИК приходится защищать всех, кого заявители обвиняют в нарушениях – милицию, прокуратуру (в других процессах – СМИ, Президента и т.п.). Они ведь одни за всех!»
В ходе процесса был один любопытный момент. Я сделал ошибочный вывод о том. что ЦИК неправильно распределила мандаты между территориальными группами и заявил об этом на заседании суда. Вскоре я понял, что ошибся (меня подвела опечатка в журнале «Вестник Центральной избирательной комиссии Российской Федерации») и на следующем заседании я это признал. Все три адвоката из нашей команды (Лукьянова, Прохоров, Суворов) после заседания на меня накинулись, объясняя, что здесь не наука – в суде нельзя признавать ошибки, а надо стоять до конца на том, что было сказано.
Свое общее впечатление от процесса я выразил в своей декабрьской публикации, написанной по окончании процесса:
«Все это время ощущалось неравенство сторон – даже в мелочах. Представители Центризбиркома (трое из них – простые чиновники) свободно проходили в здание суда, а мы (среди нас был и профессор МГУ) должны были простаивать в тесном коридорчике, ожидая выхода секретаря.
Еще характерный момент. В один из дней нам пришлось привезти в суд свои экземпляры транскриптов (расшифровок видеозаписей), чтобы мы могли по ним давать объяснения. Исследования транскриптов заняло несколько дней, и мы попросили судью оставить их в здании суда. В ответ прозвучало: “Здесь не камера хранения”. А потом мы увидели, как представители Центризбиркома относили свои экземпляры транскриптов на третий этаж (где находилась и комната судьи), а один из нас слышал, как секретарь сказала им, что они могут отнести транскрипты в комнату судьи.
Кроме того, по некоторым репликам судьи у нас не раз возникало ощущение, что он обменивается информацией с представителями Центризбиркома не только в зале суда.
С самого начала судебного заседания нас обвиняли в затягивании процесса. Причем обвинял и сам судья – и это обвинение прозвучало по телевидению на всю страну. Мы же, напротив, с самого начала (точнее, еще до начала) чувствовали, что судья неоправданно спешит.
Судите сами. Серьезнейшее дело – выборы законодательного органа государственной власти огромной страны. Более ста томов доказательств. Шесть постоянных представителей с одной стороны и четыре – с другой. Можно ли было рассчитывать завершить процесс за несколько дней?
Как я уже отмечал, суд в итоге продлился больше месяца – 19 судебных дней (4 недели по 4 дня и 3 дня в последнюю неделю). Так ли важно было в конце концов выиграть час-другой за счет создания неудобств одной из сторон?
В начале процесса нам отказали в проведении предварительного судебного заседания. Судья сделал все, чтобы уже в конце первого заседания началась стадия объяснения сторон. Два часа он выиграл. А в результате мы изначально не смогли договориться о предмете спора, об оценке доказательств. На этом мы потом постоянно спотыкались.
В один из последних дней процесса (14 декабря) Кассационная коллегия рассматривала нашу частную жалобу на определения судьи о возврате одного из наших требований. Заседание Кассационной коллегии было назначено на 13:10. Только под сильным нашим давлением судья согласился в этот день установить перерыв до 14:00, а не до 13:00, как он первоначально намеревался. Заседание Кассационной коллегии началось, как обычно, с опозданием и завершилось в 14:50. И судья начал заседание, не дождавшись, когда большинство из нас вернется с кассации. Полчаса выигрыша – и элементарное неуважение к правам участников процесса!
Мы трижды заявляли отвод судье, обвиняя его в предвзятости. После каждого отвода он некоторое время вел себя аккуратнее. Потом опять начинал проявлять жесткость.
Мы много говорили о том, что суд не исследовал доказательства в полном объеме. Действительно, мы представили видеозаписи и транскрипты за 96 дней (вся кампания, с 3 сентября по 7 декабря). По первому вопросу (информирование) были исследованы полностью транскрипты за 4 выбранных дня и частично (только по “Единой России”) за первые 4 дня. По второму вопросу (агитация) были исследованы транскрипты за 5 дней (не считая 6 декабря, где исследовать было нечего). Плюс были просмотрены видеозаписи трех каналов (из пяти) за один день – 7 декабря.
Конечно, и это выборочное исследование показало многое. Тем не менее, всестороннего исследования, как это требует ГПК, не получилось.
Что касается пятого пункта (несоответствие протоколов требованиям закона), то вообще никак не были исследованы имеющиеся в деле материалы – ни данные протоколов окружных и территориальных комиссий, ни таблицы, содержащиеся в заявлении и дополнении к заявлению.
Любопытно: судья сам отметил, что стадия исследования доказательств – самая важная. Но длилась эта стадия всего 7 дней, т.е. заняла в процессе меньше половины всего времени.
Но, пожалуй, самая большая неудовлетворенность связана с отношением к доказательствам. Наши оппоненты из Центризбиркома постоянно говорили, что мы не представили никаких доказательств. На самом деле их позиция состояла не в том, что конкретно у нас нет доказательств, а в том, что доказательств по такому делу не может быть в принципе:
─ невозможно в принципе доказать влияние нарушений порядка информирования и агитации на волеизъявление граждан;
─ невозможно в принципе объективно определить, имеет ли материал позитивную или негативную направленность в отношении партии, которой он посвящен;
─ невозможно в принципе доказать наличие у журналиста агитационной цели;
─ и вообще – при оценке выполнения закона неприемлемо использование методов точных наук (например, использование секундомера) – даже если в законе говорится о равном времени освещения.
Особо восхищает довод наших оппонентов о том, что для Верховного Суда доказательством нарушения порядка агитации может служить только решение мирового судьи о назначении административного наказания. Вот так: не нарушение влечет наказание, а наказание является свидетельством нарушения.
Но если по первому и второму вопросам позицию Центризбиркома еще можно понять – все равно уже ничего в прошедшем нельзя исправить, если их позиция по четвертому вопросу по-человечески тоже понятна – не хочется признавать, что неправильно применили закон (тем более, что делалось это, очевидно, под сильным давлением), то по пятому вопросу можно было ожидать более конструктивной позиции. В протоколах нижестоящих комиссий выявлены явные ошибки – разве не задача Центризбиркома способствовать их устранению. Нет, в ответ мы услышали: идите в районные суды и доказывайте там. Единственное приемлемое объяснение, которое я вижу: представители Центризбиркома, участвовавшие в процессе, просто некомпетентны в этом вопросе, и поэтому отметали все с порога, не пытаясь разобраться».
Тут надо отметить, что большинство наших ходатайств судья не удовлетворил. Но в одном случае он пошел нам навстречу: потребовал, чтобы ЦИК представила документы, связанные с отказом кандидатов от мандатов. И вот как я три года спустя комментировал то, что мы увидели в ходе процесса:
«Я участвовал в том судебном заседании, на которое были вытащены эти заявления об отказе. И было “обидно за державу”. Два заявления Шойгу с явно разными подписями. Заявления, посланные по факсу. Заявления, не имеющие отметок о регистрации… Не сомневаюсь, что в ЦИКе любят порядок. Не сомневаюсь, что там четко налажена система приема и регистрации всей входящей корреспонденции. Но здесь был другой случай. По-видимому, губернаторы и прочие высокопоставленные чиновники искренне не понимали, что от них требуется серьезная бумага, что речь идет о таком важном вопросе, как мандат депутата законодательного органа власти страны. Они ведь знали, что это понарошку. И Вешняков это тоже знал. Но я не сомневаюсь: будь его власть, он добился бы хотя бы формального соблюдения порядка».
3.5.3. Мое выступление в прениях
Теперь я приведу выдержки из моего выступления в прениях.
«В пункте 1 нашего заявления речь идет о неравномерном информировании избирателей о партиях и блоках, участвовавших в выборах… Что показало исследование транскриптов в ходе судебного заседания? Оно, на мой взгляд, подтвердило, в основном, правильность нашего анализа… Можно сделать вывод, что отмеченные нами пропорции в освещении деятельности партий и блоков, участвовавших в выборах, верны: значительное (я бы сказал, запредельное) преобладание “Единой России” на “1-м канале” и ее заметное преобладание на РТР и ТВЦ… Теперь следующий вопрос: является ли такое неравномерное информирование нарушением закона? Мы, безусловно, даем на этот вопрос положительный ответ… Нарушает ли равенство партий неравномерное о них информирование? Вопрос, я думаю, риторический…
Мне было очень удивительно слышать, как один из представителей Центризбиркома трактует данную норму: мол, это равенство только внутри одного информационного блока. Удивительно, потому что такой трактовки не было ни в научно-практическом комментарии к закону, в написании которого, как и в написании самого закона, активно участвовал уважаемый господин Большаков, ни в книге, выпущенной перед выборами, одним из соавторов которой был все тот же Большаков, а три других – сотрудники аппарата Центризбиркома, ни в разъяснениях Центризбиркома от 10 октября 2003 года. То есть, до того, как пришло время закон применять, трактовка была одна, а потом, когда увидели, что такая трактовка невыгодна “партии власти”, те же лица придумали другую трактовку, чтобы объяснить, почему закон не надо было выполнять…
Забавно, перед началом думской кампании журналисты дружно обвиняли Центризбирком в зажиме свободы массовой информации. И вот что отвечал, например, тот же Сергей Владимирович Большаков: при информировании нужно выполнять три условия – объективность, достоверность и беспристрастность – а все остальное – свободно… Теперь Центризбирком выступает здесь как защитник свободы СМИ. А нам приходится напоминать, что свобода не освобождает телеканалы от требований закона об объективности и беспристрастности. Что, кстати, подтверждено и в многократно упомянутом здесь Постановлении Конституционного Суда от 30 октября 2003 года… И как бы представители Центризбиркома здесь не выступали в защиту свободы СМИ, нетрудно понять, что защищают они не всякую свободу, а только свободу отдавать предпочтение “партии власти”…
В пункте 2 нашего заявления говорится о том, что в ходе избирательной кампании имела место незаконная агитация за ряд партий и блоков, а также против некоторых из них. При этом основной объем незаконной агитации осуществлялся за “Единую Россию” и против КПРФ. Собственно, только на эти два вида агитации мы и обращали внимание при исследовании транскриптов…
По решению суда мы исследовали транскрипты выборочно, и нам удалось увидеть лишь небольшое число эпизодов, которые мы отнесли к агитационным. И во многих случаях четко просматриваются как признаки предвыборной агитации, указанные в законе, так и агитационная цель…
Не могу не обратить внимание на одну фразу Президента, которая меня еще тогда повергла в глубокое недоумение. Президент сказал, что четыре года назад голосовал “за вашу партию”. Я не могу себе представить, что у Президента такая плохая память, и он не помнит, что в 1999 году не было партии “Единая Россия”, а были два блока, к тому же явно враждовавшие между собой. Мне трудно поверить, что эта фраза была предназначена для участников съезда, которые тоже должны были помнить, что было в 1999 году, и тем более для таких участников, как Лужков и Шаймиев, которые прекрасно знали, что Путин в 1999 году не мог голосовать за тогдашнюю “их партию”. И я не могу не сделать вывод, что по крайней мере эта фраза, содержащая по существу недостоверную информацию, была предназначена для широкой массы избирателей, многие из которых, действительно, могли забыть подробности предыдущей думской кампании…
Кстати, очень профессиональный, на мой взгляд, анализ телесюжетов “1-го канала” и РТР был дан в двух решениях рабочей группы Центризбиркома от 31 октября, которые мы исследовали. И в этих решениях был сделан очень четкий и обоснованный вывод о том, что обсуждаемые сюжеты свидетельствуют о нарушении принципов справедливости, сбалансированности и беспристрастности и о нарушении положений пунктов 2 и 5 статьи 54. В письмах же, которые по результатам этого анализа были от имени Центризибиркома направлены руководителям этих двух государственных телеканалов, это вывод был изменен на прямо противоположный, и в результате телеканалы продолжали злостно и систематически нарушать закон…
Когда же государственные каналы ведут целенаправленную агитацию за одну партию и против другой, то определенная и немаленькая часть электората оказывается подвержена этому воздействию и под этим воздействием меняет свои предпочтения. Что и произошло в ходе обсуждаемой избирательной кампании. В начале ее у “Единой России” и КПРФ рейтинг был примерно одинаков – около 20%. И в ходе кампании у одной партии он вырос почти в два раза, а у другой – в полтора раза упал. За счет чего? “Единая Россия” в теледебатах не участвовала, и время, которое она использовала для легальной агитации на государственных телеканалах, было меньше того времени, в течение которого эти же телеканалы незаконно агитировали за нее. Что касается КПРФ, то снижение уровня ее поддержки в ходе кампании – это прямое следствие агитации против нее, которая была оплачена не из избирательных фондов ее конкурентов, а за счет налогоплательщика – в том числе и за мой счет, и за счет моего доверителя, и за счет моих коллег, в том числе и за счет самих сторонников КПРФ…
Теперь немного по третьему пункту… Если кандидат баллотируется, заранее зная, что он от мандата откажется, – это злоупотребление правом… Если бы речь шла об единичных случаях, как в предыдущих кампаниях, можно было бы говорить лишь о моральной ответственности. Но здесь мы имеем 37 кандидатов из одного списка, нарушивших свои обязательства, злоупотребивших своим правом, и это злоупотребление, несомненно повлияло на волеизъявление избирателей, исказило это волеизъявление. И с точки зрения не буквы закона, а конституционного принципа народовластия, суд должен сделать свой вывод.
В пункте 4 речь идет о судьбе двух мандатов, от которых отказались избранные по списку “Единой России” кандидаты Шойгу и Лужков… Мы полагаем, что Центральная избирательная комиссия неправильно применила нормы закона, и эти два мандата должны быть переданы другим спискам. В ходе судебного заседания мы лишь укрепились в этом мнении…
Мы исследовали заявления Шойгу и Лужкова, и в них не была указана причина, побудившая их отказаться от мандата. Никаких других документов, в которых была бы указана причина, Центризбирком нам тоже не предоставил. Таким образом, Центризбирком сам, не спрашивая кандидатов, додумал за них. И, кстати, как я отмечал еще своем объяснении, Центризбирком в своем решении ничего не написал о том, в связи с какими обстоятельствами данные кандидаты отказались от мандатов и почему комиссия сочла эти обстоятельства вынуждающими… Мы можем констатировать, что представители Центризбиркома не смогли доказать законность решения комиссии: я напомню, что в соответствии со статьей 249 ГПК бремя доказательства лежит на них.
И еще один очень важный аспект. Мы много внимания уделили вопросу о том, поступили ли заявления кандидатов, отказавшихся от мандатов, в Центризбирком до 24 декабря и действительно ли эти заявления написаны именно этими лицами. И, в частности, в отношении заявления Шойгу представители Центризбиркома не смогли представить доказательств, что оно поступило в комиссию вовремя. Не были устранены и сомнения в отношении того, что на заявлении стоит собственноручная подпись господина Шойгу.
Наши оппоненты нам отвечают: это не имеет никакого значения, поскольку Шойгу не оспаривает решение комиссии о передаче его мандата. Нет, как раз в отношении Шойгу это имеет принципиальное значение… Если Шойгу не подал до 24 декабря ни заявление об отказе от мандата, ни копию документа об освобождении от должности, Центризбирком должен был действовать, руководствуясь пунктом 3 статьи 88, и в этом случае не имеет никакого значения, от какой должности он не пожелал отказываться. А, я повторяю, наши оппоненты не смогли доказать, что заявление Шойгу поступило в комиссию до 24 декабря. Так что и с этой точки зрения решение Центризбиркома незаконно…
Для начала я хотел бы объяснить, чем, на мой взгляд, пункт 5 отличается от пунктов 1 и 2… Тот материал, который мы представили в суд, до сих пор широко не был обнародован. Теперь, когда суд завершится, он станет предметом и общественного внимания. А материал не столько юридический, сколько математический. И людей, хорошо знающих математику, у нас существенно больше, чем искушенных в избирательном праве. Значит, в этом вопросе значительное число избирателей смогут сами понять, насколько прав был Верховный Суд, принимая решение.
Второй аспект связан с тем, что нарушения по первому и второму вопросам таковы, что они по сути необратимы. Прошла передача – и все, она уже повлияла на мозги избирателей, а затем повлияла и на их волеизъявление. Теперь можно только применить карательные санкции к виновным, но вернуть сознание избирателей назад уже невозможно. И можно еще в качестве крайней меры, как это мы и предлагаем, отменить результаты выборов. То есть здесь два варианта решения: все или ничего.
А в пункте 5, во-первых, возможны промежуточные варианты решения. И, во-вторых, есть возможность, хотя бы частичная, для правовосстанавливающих мер. Здесь одно из наших требований: отменить итоговый протокол Центральной избирательной комиссии – и это требование обосновано на 100%. И дальше Центризбирком мог бы исправить хотя бы очевидные ляпы, чтобы не позориться: ведь они бросаются в глаза даже не очень искушенным людям.
Честно признаюсь, я не ожидал такой реакции представителей Центризбиркома по пятому вопросу… Оказалось, что представители Центризбиркома озабочены лишь ложно понимаемой честью мундира. И вот, в ответ на точные цифры и расчеты следуют лишь общие рассуждения о том, что это все предположения и фантазии…
Я, может быть, неправильно понял одну из реплик представителя Центризбиркома, но все их поведение свидетельствует, что я понял правильно. Речь шла о том, что ЦИК должен руководствоваться законом – с этим, естественно, никто не спорит, но при этом было дано понять, что ничем другим руководствоваться не надо – ни логикой, ни, вероятно, даже арифметикой…
Мы оспариваем итоговый протокол Центральной избирательной комиссии, поскольку он содержит неверные, неточные, ошибочные данные – можно разными словами это называть, суть одна. Эти неточные данные содержатся как минимум в шести строках протокола, по крайней мере по шести строкам наличие ошибок можно считать практически доказанным. Это строки – 1, 11, 12, 13, 14 и 15. По ряду других строк есть также достаточные основания полагать наличие ошибок…
То, что на последнем этапе подведения итогов голосования не было ошибок, то есть данные 225 протоколов были правильно просуммированы – это еще недостаточно, чтобы утверждать, что протокол соответствует закону. Мы утверждаем, и мы это доказываем, что Центризбирком просуммировал заведомо неверные данные, то есть данные, ошибочность которых он должен был установить еще в процессе проверки. Я напомню, что закон обязывает ЦИК проверять правильность составления протоколов нижестоящих комиссий и дает для этого достаточное время…
Не знаю, все ли понимают, что формирование органов власти – главная, но не единственная функция выборов – даже с точки зрения статей 3 и 32 Конституции. Выборы – это выражение мнения народа по широкому кругу вопросов, и это выражение должно быть точно зафиксировано. Выборы дают очень богатую информацию о состоянии нашего общества, в том числе о демографических и иных процессах, о миграции и так далее. И общество заинтересовано в том, чтобы все данные, полученные в ходе выборов, были установлены как можно более точно.
Я приведу пример, касающийся проблем избирательного законодательства. Сейчас обсуждается вопрос об отказе от выборов по одномандатным округам. Есть мнения за и мнения против. Но вот важный вопрос, который должен тоже был положен на чашу весов в этом споре: как много избирателей оказываются лишены возможности проголосовать по одномандатным округам. Но для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужны точные данные по строке 1 протоколов. А о каких точных данных может идти речь, если только на одном участке можно спокойно завысить число в этой строке на 11 тысяч?! …
Мы имеем большое число протоколов, данные которых не удается объяснить, если исходить из предположения, что в процессе голосования и подсчета голосов строго соблюдались требования закона. Значит, эти данные свидетельствуют о нарушении закона. Причем о таких нарушениях, которые могли повлиять на результаты выборов».
3.5.4. Окончание процесса и кассация
Через несколько дней после вынесения Верховным Судом отказного решения я написал комментарий, который выше уже немного цитировал. Сейчас процитирую еще несколько фрагментов:
«Разумеется, мы прекрасно понимали, что решение суда по вопросу об отмене результатов федеральных выборов может быть только политическим… И мы прекрасно понимали, что в нынешней политической ситуации Верховный Суд России не примет решение об отмене результатов думских выборов – вне зависимости от каких-либо юридических оснований и доводов.
Тем не менее, мы надеялись на успех по ряду вопросов – на первый взгляд, частных, но на самом деле весьма важных. Во-первых, мы рассчитывали, что суд признает факт крупномасштабного нарушения избирательного законодательства в ходе думской кампании, которое выразилось в создании “Единой России” явного информационного преимущества и в незаконной агитации с использованием административного ресурса в пользу “Единой России” и против КПРФ. Этот факт практически общеизвестен, о нем постоянно говорили в ходе самой кампании, о нем написала миссия ОБСЕ. Осталось дать ему юридическую оценку… Уже то, что судья не стал выносить частные определения ни в адрес государственных телекомпаний, ни в адрес Центризбиркома – уже это означает, что он не пошел по пути признания фактов нарушений.
Во-вторых, в нашем заявлении содержались и такие требования, которые были в достаточной степени обоснованы юридически и в то же время вполне приемлемы политически. Это – требование об отмене итогового протокола Центризбиркома, содержащего чудовищные ошибки, и требование о передаче мандатов, от которых отказались С.К. Шойгу и Ю.М. Лужков, другим партиям. Но и эти требования не были удовлетворены…
А теперь я хотел бы прокомментировать материал, размещенный на сайте Центризбиркома в день оглашения судебного решения. Материал этот состоит из трех частей. Первая часть – простая констатация фактов и в комментарии не нуждается. Вторая часть – комментарий А.А. Вешнякова. Третья часть – текст “реплики” члена ЦИК С.В. Большакова, которую он произнес в тот день в суде – перед тем, как судья удалился в совещательную комнату для вынесения решения.
Первое, что бросается в глаза – абсолютно разная тональность двух последних частей. Как будто речь в них идет о совершенно разных процессах. Как это можно понять? Одно из возможных объяснений: Вешняков просто умнее Большакова. А может быть, все дело в том, что комментарий Вешнякова был предназначен для людей понимающих, а “реплика” Большакова – исключительно для прессы.
Комментировать слова главного специалиста Центризбиркома по вопросам предвыборной агитации не хочется. Единственное, что следует отметить: Большаков злоупотребил своими процессуальными правами, ибо в своей реплике он вправе был лишь отреагировать на реплики с нашей стороны. Вместо этого он сделал явно рассчитанное на журналистов политическое заявление. Особенно безобразно с его стороны выглядело утверждение, что заявители являются идейными антагонистами, объединившимися в “противоестественный союз”. Это утверждение лучше, чем что-либо, продемонстрировало, что Центризбирком выполнял в этом процессе, да и во всей прошедшей избирательной кампании, политическую роль – роль защитника складывающегося режима, роль защитника партии, которую назначили быть правящей».
Что касается комментария Вешнякова, то я в той публикации привел его целиком, но здесь дам в сокращении.
«А.А. Вешняков отметил, что открытость и гласность судебного процесса позволила дать ответы на все вопросы по выборам в Государственную Думу четвертого созыва, которые были у заявителей иска. Он подчеркнул, что сам факт рассмотрения вопроса о легитимности парламентских выборов 2003 года в Верховном Суде имеет положительное значение, т.к. это было полезно для всех участников избирательного процесса… “Этот процесс был полезен и для СМИ, которые стали предметом критики в ходе процесса, – им есть над чем поработать, чтобы в будущем не давать поводов для подобных претензий”, – подчеркнул А.А. Вешняков.
Председатель ЦИК России отметил, что законодатели также должны извлечь уроки из этого процесса, поскольку некоторые нормы избирательного законодательства, а процесс в Верховном Суде это подтвердил, вызывают негативное восприятие, в частности, положение закона о возможности лиц из первой тройки федерального списка безнаказанно отказаться от мандата. А.А. Вешняков проинформировал, что законодатели это уже учли и в новом законопроекте о выборах депутатов Государственной Думы, внесенном Президентом Российской Федерации, предполагается возможность потери мандата для партии, если без уважительной причины лицо, включенное в первую тройку федерального списка или возглавляющее региональную группу, откажется от мандата.
А.А. Вешняков подчеркнул, что процесс в Верховном Суде был полезен и для избирательных комиссий, которые должны обеспечить более четкую и качественную работу при подсчете голосов, заполнении протоколов об итогах голосования и предоставлении заверенных копий этих протоколов наблюдателям. “Все это также учтено в новом избирательном законодательстве”, – отметил Председатель ЦИК России».
За этим следовал мой комментарий:
«Председатель Центризбиркома говорит о полезности данного процесса. И это – уже хорошо и внушает небольшую долю оптимизма. Но, увы, в его словах слишком много лукавства. Смешно слышать утверждение, что в ходе процесса были даны “ответы на все вопросы по выборам в Государственную Думу четвертого созыва, которые были у заявителей иска”. На самом деле мы не получили ответы на очень многие вопросы. В частности, по протоколам нижестоящих комиссий я не получил ни одного удовлетворившего меня ответа!
Вешняков отметил, что процесс был полезен для политических партий, СМИ, законодателей, а также для избирательных комиссий. Я тоже надеюсь, что партии извлекли, по крайней мере, один урок: надо как можно более жестко вести контроль за соблюдением закона в ходе кампании; и надо объединяться в этом деле не после окончания кампании, а до ее начала… Что касается СМИ, то я боюсь, что из процесса они извлекут совсем другие уроки: если ты создаешь преимущества “партии власти”, то можешь ничего не опасаться. Именно такой вывод можно сделать из решения суда.
О законодательстве. Центризбирком, действительно, отреагировал на то безобразие, которое сотворили 29 руководителей субъектов РФ, вошедших в список “Единой России”, а потом отказавшихся от получения мандатов. И в проекте нового закона теперь предусмотрены более четкие формулировки и больший масштаб санкций. И тем не менее лазейка оставлена – вероятно, сознательно…
И, наконец, о пользе для избирательных комиссий, “которые должны обеспечить более четкую и качественную работу при подсчете голосов, заполнении протоколов об итогах голосования и предоставлении заверенных копий этих протоколов наблюдателям”. Опять-таки, суд никак не отреагировал на нечеткую и некачественную работу комиссий, так что непонятно, почему они должны извлечь из процесса какие-то иные уроки, кроме того, что за такую некачественную работу они не несут и не будут нести ответственность. И, главное, совершенно не видно, чтобы ЦИК извлек какие-либо уроки – не для законодательства, не для нижестоящих комиссий, а для себя любимого!»
К этому комментарию можно добавить только то, что в процессе работы над упомянутым законопроектом (новый закон о выборах в Госдуму) депутаты от «Единой России» при вялом противодействии Вешнякова исключили все санкции за отказ от мандата. То есть они тоже извлекли урок из судебного процесса, но прямо противоположный.
11 января 2005 года мы подали краткую кассационную жалобу, 18 января – полную. 7 февраля жалобу рассматривала Кассационная коллегия Верховного Суда. Запомнился вопрос судьи Александра Федина представителям ЦИК: мы не на Луне живем, мы тоже видим информационное преимущество «Единой России». На что Ирина Гришина ответила: а мы это и не отрицаем. Тем не менее, Кассационная коллегия жалобу не удовлетворила, а подтвердила решение первой инстанции.
На сайте МОИ (votas.ru) я выложил многие материалы этого судебного процесса: текст заявления и дополнения к нему, отзыв на него ЦИК, ссылки на газетные репортажи, исследованные материалы, тексты моих выступлений, а также мои публикации после окончания процесса. Все это, по моему мнению, полезно при изучении как нашей истории, так и правовых вопросов.
В своем выступлении в суде я обещал обнародовать данные, свидетельствующие о крайне низком уровне компетентности всей системы избирательных комиссий. И я сначала выложил эти данные на сайте МОИ. Там же я разместил и открытое письмо Вешнякову (написанное в феврале 2005 года), в котором содержалось около десятка вопросов, как общих, так и с просьбой прокомментировать конкретные данные из протоколов нижестоящих комиссий.
На это письмо я получил ответ от секретаря ЦИК Ольги Кирилловны Застрожной, датированный 25 марта 2005 года (его я тоже разместил на сайте). На него я отреагировал 4 апреля на том же сайте сердитой заметкой «В ЦИКе разучились не только считать, но и читать». В начале статьи я написал, пытаясь не обидеть Ольгу Кирилловну, которую уважал и продолжаю уважать: «Я догадываюсь, что писала его не Ольга Кирилловна. И хотелось бы надеяться, что она даже не читала внимательно то, что подписала. Поскольку то, что написано в ответе, недостойно кандидата юридических наук». С Ольгой Кирилловной я позже неоднократно встречался и видел, что она ко мне по-прежнему относилась с уважением.
Далее я писал: «Я, впрочем, был готов получить отписку, но не настолько краткую (особенно если учесть, что писали ее больше месяца)». Далее я прокомментировал все содержательные фразы из ответа, а затем отметил, что ответы на некоторые из заданных мной вопросов даже не просматриваются.
Некоторым итогом стали также мои статьи «Арифметические аномалии с политическими последствиями. Система избирательных комиссий не в состоянии обеспечить правильный подсчет голосов» (опубликована в «Независимой газете» 4 марта 2005 года) и «Ошибки протокола. Избирательные комиссии не могут обеспечить правильный подсчет голосов» (опубликована в «Политическом журнале» № 12, март 2005 года). А в 2007 году я включил в книгу «Обеспечение открытости органов власти для граждан и юридических лиц», которую мы подготовили в НИВ, большую главу, где было подробно описано рассмотрение в суде вопросов 1 и 2 нашего заявления.
