2. Перестройка (март 1985 – май 1989)
В тот день, когда хоронили К.У. Черненко (13 марта 1985 года), у нас в квартире работали паркетчики. Перед этим они отциклевали пол, а в тот день покрывали его лаком. И после окончания работы один из них разговорился со мной – о ситуации в стране. Точно его слова я вспомнить не могу, но смысл был в том, что Михаилу Сергеевичу надо бы обратиться к народу: сказать, что положение серьезное и надо всем взяться за работу.
Я думаю, что в этих словах отразилось настроение очень многих. Люди понимали, что в стране, если говорить современным сленгом, «что-то пошло не так». Геронтократия, постоянные болезни генсеков и других руководителей, их неспособность сказать два слова без бумажки давно вызывали насмешки и становились предметом анекдотов. Нарастание дефицита уже не только «предметов роскоши», но и необходимых товаров ощущалось все острее. Слухи о казнокрадстве в высших эшелонах власти распространялись достаточно широко. И по контрасту – славословия, поток награждений руководителей высшими орденами, постоянные рассказы о небывалых успехах, откровенная ложь в газетах, по радио и с телеэкранов. Правда, в андроповский период все это немного поутихло, но не исчезло совсем.
И когда генсеком был, наконец, избран человек в возрасте 54 лет, на него люди стали возлагать большие надежды. Вряд ли кто-то тогда мог предположить, к чему приведет его деятельность. Большинство думало лишь о том, что надо «навести порядок». Но, как видно из разговора с паркетчиком, понимали и то, что порядок наводить надо всем вместе.
Один из первых услышанных мной анекдотов про Горбачева был «позитивным». Чукча вернулся из Москвы, и его спрашивают: как там наш «новый»? – Его никто не поддерживает. – Как так, откуда ты взял? – Да я своими глазами видел: он сам идет!
Позже я начал составлять хронологию Перестройки, отмечая наиболее важные, с моей точки зрения, события. Эта хронология много лет спустя частично была опубликована моим приятелем Вячеславом Румянцевым в его Хроносе. Я здесь буду ее использовать вместе со своими дневниковыми записями. Плюс фрагменты из моих книг, написанных в соавторстве с Александром Иванченко и Александром Кыневым.
2.1. Март 1985 – май 1986
Перестройку можно разделить на несколько этапов. Первый этап – примерно до XXVII съезда КПСС, то есть до февраля 1986 года. Хотя некоторые события, явно относящиеся к этому этапу, происходили и немного позже (примерно до мая). В это время еще не было даже термина «Перестройка». Вот как я его характеризовал в своей книге: «В 1985 г. и в начале 1986 г. главным лозунгом еще было “ускорение социально-экономического развития” страны. При этом преобладали репрессивные меры (борьба с пьянством и “извлечением нетрудовых доходов”), бюрократические процедуры (слияние пяти союзных министерств в Госагропром) и кадровые изменения (смена председателя Совета Министров, замена значительной части руководителей областных комитетов КПСС и т.п.)». Иными словами, это было еще продолжение «андроповской» линии по «наведению порядка» репрессивными методами, и в этот период главным сподвижником Горбачева был Егор Кузьмич Лигачев.
А вот события, вошедшие в мою хронику:
11 марта 1985 г. – Пленум ЦК КПСС избрал М.С.Горбачева Генеральным секретарем.
23 апреля 1985 г. – Пленум ЦК КПСС выдвинул концепцию ускорения социально-экономического развития.
7 мая 1985 г. – Постановление СМ СССР "О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения". 16 мая – Указ Президиума ВС СССР об усилении борьбы с пьянством.
2 июля 1985 г. – ВС СССР избрал А.А.Громыко Предс. Президиума ВС СССР.
30 июля 1985 г. – Заявление М.С.Горбачева об одностороннем моратории на ядерные взрывы.
27 сентября 1985 г. – Президиум ВС СССР назначил Н.И.Рыжкова Предс. СМ СССР вместо Н.А.Тихонова.
19-21 ноября 1985 г. – встреча М.С.Горбачева и Р.Рейгана в Женеве.
22 ноября 1985 г. – Указ Президиума ВС СССР "Об изменениях в системе органов управления агpопpомышленным комплексом" (слияние 5 министерств в Госагpопpом).
24 декабря 1985 г. – пленум МГК КПСС избрал Б.Н.Ельцина 1 секретарем МГК вместо В.В.Гришина.
15 января 1986 г. – Заявление М.С.Горбачева о программе полной ликвидации ядерного оружия во всем мире.
25 февраля – 6 марта 1986 г. – XXVII Съезд КПСС утвердил новую редакцию Программы КПСС и "Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986-90 годы и на период до 2000 года".
26 апреля 1986 г. – катастрофа на Чернобыльской АЭС.
12 мая 1986 г. – Постановление СМ СССР "О государственной приемке".
15 мая 1986 г. – Постановление СМ СССР "О мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами". 23 мая – Указ Президиума ВС СССР "Об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов".
Несколько комментариев по поводу этих событий. Сначала о кадрах. Первым важным решением (1 июля 1985 г.) было снятие с поста секретаря ЦК КПСС и исключение из Политбюро Г.В. Романова. При этом считалось, что Романов после смерти Черненко воспринимался в консервативных кругах как его преемник и альтернатива Горбачеву. В кругах интеллигенции отставка Романова была воспринята с удовлетворением. Он в бытность партийным руководителем Ленинграда считался антисемитом и гонителем интеллигенции, из-за него Ленинград вынуждены были покинуть Сергей Юрский, Аркадий Райкин и другие. Широко был распространен слух о том, что для свадьбы дочери он взял посуду из Эрмитажа (этот слух зафиксирован, например, в дневнике Анатолия Черняева со ссылкой на Георгия Арбатова). Даже то, что он оказался однофамильцем царской династии, порождало насмешки и анекдоты.
Одновременно на вакантный (после смерти Черненко) пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР был избран А.А. Громыко, то есть Горбачев в этот момент отказался от совмещения постов, которое практиковалось с 1977 года (как потом оказалось – отказался временно). А на место Громыко министром иностранных дел назначили Э.А. Шеварднадзе.
В сентябре 1985 года был заменен и Председатель Совета министров СССР. Н.А. Тихонову в то время было уже 80 лет. Он был ставленником Брежнева, работал с ним в Днепропетровской области. Назначили его на этот пост в 75-летнем возрасте в 1980 году вместо умиравшего Косыгина. Теперь на его место был назначен 56-летний Н.И. Рыжков, который до этого три года был секретарем ЦК КПСС. Эта замена тоже была воспринята положительно.
Еще одна знаковая замена – 1-го секретаря Московского горкома КПСС, 71-летнего В.В. Гришина в декабре 1985 года заменили на Б.Н. Ельцина, который до того пять месяцев был секретарем ЦК КПСС (а до 1985 года руководил Свердловским обкомом КПСС). Гришин, как и Романов, после смерти Черненко считался одним из возможных преемников. Любви к нему москвичи не испытывали. Ельцина тогда за пределами Свердловской области никто не знал. Впрочем, он быстро стал завоевывать популярность. Вслед за Гришиным заменили и председателя Мосгорисполкома В.Ф. Промыслова (77 лет, занимал эту должность 22 года) – на директора ЗИЛа В.Т. Сайкина.
Перед XXVII Съездом КПСС, 18 февраля 1986 года, Гришина вывели из Политбюро, а Ельцина выбрали кандидатом в Политбюро. На съезде Ельцин поразил признанием, что ему не хватило смелости и политического опыта выступить с критикой во времена Брежнева. После съезда из партийного руководства вывели стариков В.В. Кузнецова (85 лет) и Б.Н. Пономарева (81 год).
Самым запомнившимся делом нового руководства стала антиалкогольная кампания. Ей предшествовала небольшая пиар-подготовка. 8 апреля 1985 года сотрудница нашей лаборатории А.А. Познанская рассказала нам о лекции, прочитанной в Новосибирске академиком АМН Ф.Г. Угловым. «В ней приводится страшная статистика и предсказывается, что, если так будет дальше продолжаться, русский народ сам себя уничтожит». Незадолго до этого в «Комсомольской правде» была статья об опыте борьбы с пьянством в Ульяновской области. 13 апреля у нас были гости. Мамин брат, дядя Ося, который никогда не был любителем спиртного, в этот раз совсем отказался от вина и зачитывал нам выдержки из новосибирского материала. Я записал: «Материал оказался менее серьезным, чем это можно было понять из рассказа Познанской: много чепухи, демагогии, статистика не всегда внушает доверия. Очень бурно обсуждали этот вопрос». С дядей Осей сильно спорил мой троюродный брат Лева Вернев – впрочем, скорее из любви к спорам, сам он большого пристрастия к алкоголю не имел, хотя и немного употреблял.
Когда появилось постановление о борьбе с алкоголизмом, я записал: «В нем нет ни карточек, ни ожидаемого повышения цен. Написано много, самые разнообразные аспекты, если все это будет выполняться, то результат несомненно будет». Повышение цен произошло много позже – с 1 августа 1986 года, когда обнаружилась дыра в бюджете. Не было в постановлении ничего и о вырубке виноградников, это уже была местная инициатива, когда оказалось, что продукцию некуда девать.
Главным направлением, насколько я помню, была борьба с употреблением алкоголя на рабочих местах. Это было вполне понятно и встречало поддержку. Конечно, для нас в лаборатории это стало небольшим затруднением: мы отмечали дни рождения и праздники употреблением небольших доз вина. Но приняли безропотно. 19 сентября было первое безалкогольное празднование дней рождения. «Был очень вкусный апельсиновый сок (народ сказал, что с ним и вина не надо), а также всякая вкусная еда. В результате, хоть алкоголя и не было, а состояние все равно осоловевшее».
15 сентября у нас гостил дядя Боря, много лет проработавший на коньячном заводе в Тирасполе. Я записал: «Дядя Боря, как и папа, одобряет действия по борьбе с алкоголизмом».
Образование Госагропрома из пяти министерств и одного госкомитета воспринималось, скорее иронично. Позже появился анекдот. Встретились КГБэшник с ЦРУшником. Первый допытывается у второго: признайся, это вы нам подстроили Чернобыль? Тот категорически отрицает. Наконец, не выдерживает и признается: нет, Чернобыль – это не мы, вот Агропром – это наша работа.
Однако я и мои знакомые к Госагропрому отношения не имели. Но одновременно произошло еще одно слияние: Министерство медицинской промышленности (которому подчинялось наше НПО «Витамины») объединили с Главмикробиопромом в Министерство медицинской и микробиологической промышленности. О новом министре (В.А. Быкове) мы слышали нелестные отзывы.
Само слияние тоже ни к чему хорошему не привело. 6 февраля 1986 года я записал: «Гунар еще сказал, что 3-его была расширенная коллегия министерства, где был представлен руководящий аппарат. Главки ликвидированы, руководство осуществляют функциональные отделы. Сам Гунар считает, что станет сложнее». Следующая запись на эту тему от 13 марта, вновь позиция Гунара, высказанная на едином политдне: «Отвечая на вопрос об изменениях в структуре министерства, сказал, что пока ничего хорошего. Потом сказал, что намечается тенденция слияния территориально близких предприятий различных подотраслей. Юркевич и Афанасьев по этому поводу забеспокоились, что растворение подотрасли может привести к потере связи с заводами и к потере специализации ВНИВИ».
11 июня 1985 года Горбачев выступал по поводу науки. «Час слушал, получил большое удовольствие. Говорил горячо, со знанием дела, много конкретного. Требовал коренной перестройки, сказал, что время на раскачку уже упущено. В конце сказал, что, если все будут работать, то слово не разойдется с делом. Вот только сказал, что главный недостаток отраслевой науки – разрыв с производством, тогда как мне кажется, что еще серьезнее – разрыв с наукой».
Но четыре дня спустя я записал: «После речи Горбачева Брежневский райком взялся за дисциплину научных работников. Когда же он их наконец разгонит?» Я злился на формализм партаппарата и их глубокое непонимание сути научной работы, где нужна внутренняя, а не внешняя дисциплина.
16 июля 1985 года было опубликовано постановление о совершенствовании оплаты труда научных работников. Вместо двух должностей сделали пять. В институте была создана комиссия по разработке новой системы оплаты. Не помню, чтобы она чего-то родила.
В дневнике я зафиксировал различные собрания – профсоюзные и иные. В частности, 23 июля 1985 года я присутствовал на открытом партсобрании (которое наш замдиректора Береговых назвал партхозактивом) по вопросу ускорения научно-технического прогресса. Было много дельных выступлений, но все в основном в воздух. Наиболее важными были мнения о том, что нельзя гоняться только за экономическим эффектом, поскольку работа по созданию новых лекарств может давать значительный социальный эффект. Кроме того, в погоне за сиюминутным эффектом можно лишиться значительного эффекта в будущем. Но на этом собрании все же преобладали разумные выступления, а на многих звучала в основном формалистика и пустословие.
В обыденной практике почти все оставалось по-старому. В дневнике зафиксировано, что я за период с апреля 1985 года по май 1986 года шесть раз работал на овощной базе, пять раз участвовал в различных субботниках (на работе или от работы), пять раз пришлось ездить в магазины за продуктовыми заказами для сотрудников института. Вот некоторые записи о работе на овощной базе.
7 мая 1985 года: «На базе нас совершенно неожиданно сунули в холодильник. Тане, правда, дали куртку (температура 5º). Таня и две работницы перебирали лимоны, а я вскрывал и подтаскивал ящики. Столько гнилых! Греческие. Зачем их столько покупать и гноить?! Очередная нелепость, каких много. Приходилось подкрепляться лимонами».
26 сентября 1985 года: «Мужчинам (нас было 6 человек, в т.ч. Кирилл и Антон) работы не было. Через 0,5 часа появились Береговых и Янотовский. Поздоровались за руку, спросили, почему стоим, и ушли. Еще через 0,5 часа нас повели на другой склад. Сначала почти не работали – загружали машину, через 0,5 часа нас отвели на улицу – затаривать картошку из мешков в контейнера. Работали очень мало – не было фронта, два раза ходили в буфет, просто стояли».
2 апреля 1986 года: «Приехал туда в 8:55. Через 10 мин начал работать первый конвейер, а мы начали работать только через 40 мин. Работали вяло, сделали всего 5 с небольшим контейнеров. Домой пришел в 14 ч.».
20 мая 1985 года пришлось поработать на стройке: «Сегодня меня послали на стройку в Ясенево. Должны были встретиться в 8:55 на автобусной остановке у к-театра “Ханой”. Я опоздал на 10 мин, наши в основном собрались, но Леры еще не было. Потом она приехала, и мы пошли к кинотеатру. Там сидели и загорали на солнце. Нас было 11, кроме меня – двое с ОПСВ, остальные – девушки. В основном – комсомольский актив: 3 члена комитета ВЛКСМ (в т.ч. секретарь), 2 члена СМУиС, комсорг. Только в 9:40 нам дали работу. Вчетвером, вместе с ребятами из ОПСВ и парнем из ГипроНИИздрава мы убирали строительный мусор. Потом нам велели убрать лишний грунт со склона. В 11:50 мы были свободны».
В сентябре 1985 года мне предложили на неделю поехать в совхоз. Но была возможность отказаться, и я ей воспользовался. Зато 7 октября 1985 года было, как я записал в дневнике, «чудовищное мероприятие» – комсомольский выезд в колхоз. Я хотел было отказаться, но мне парторг поручила набрать на это мероприятие 15 молодых ученых – некомсомольцев. Я не смог уговорить ни одного. И пришлось самому ехать. Вот что я записал:
«Около института был в 7:05, там было еще двое (сбор был назначен в 7:15). Пришло 20 человек, из них 16 комсомольцев, а двое далеко не мол. специалисты. Выехали в 7:30. 15 мин стояли в Теплом Стане, формировали колонну. Выехали в 8:00. Поехали по МКАД, затем по Волоколамскому ш. до Шаховской, оттуда на юг до Середы, потом еще на запад и еще на юг – к границе Моск. обл. Приехали на место в 12:15 (ехали с одним 15-мин. привалом и несколькими маленькими остановками).
Вышли в поле – задачу никто не ставит, трактор только начинает работать, так что делать пока нечего. Отошли в сторону, сели на плащи, перекусили. Другие организации постепенно стали выходить в поле, мы сидели или гуляли.
В 14:35 Авдеева дала, наконец, команду работать. Пошли подбирать картошку там, где вскопал трактор. Картошки очень мало – глина, она к тому же мелкая. Некоторые грядки вообще почти без картошки…
Через час стали уходить с поля. Но тут появился какой-то начальник, сказал, чтобы мы еще поработали. Ну, мы поработали еще 15 мин и то не все. Потом пошли на автобус. Но уехали мы только, когда все ушли с поля, все вместе в 16:45. На Калужскую приехали в 20:35».
Потом в «Московском комсомольце» был репортаж, где зафиксировано, что было полно перекрестных перевозок. Мы это сами поняли: навстречу нам по кольцу прошли две колонны.
Мало было изменений и в идеологической части. По-прежнему проходили скучные политсеминары. Правда, я зафиксировал один интересный момент. 3 декабря 1985 года – открытое партсобрание по обсуждению Программы и Устава партии (на котором я присутствовал как представитель комсомольской организации). «Сначала делал доклад зав. отделом науки Брежневского райкома П.Б. Нечитайлов (из-за опоздания которого собрание началось на 10 мин позже). 35 мин он делал бесцветный типовой доклад. Потом Стратийчук спросил его что-то (я не расслышал) о развитом социализме. Из ответа я понял, что развитого социализма как такового у нас еще нет». 9 декабря в институте была лекция. «Читал Гутник из УДН им. Лумумбы (читал час). Лекция была интересная. Во-первых, лектор объяснил, что развитого социализма у нас еще нет – мы только вступили в фазу его построения». И это после того, как 18 лет нам долдонили, что у нас развитой социализм.
По поводу ускорения социально-экономического развития нам популярно объяснил преподаватель на курсах подготовки к сдаче кандидатского минимума по философии – мы как раз в начале 1986 года большой компанией из «Витаминов» ходили на эти курсы в Московский технологический институт пищевой промышленности. Он сказал, что в последние годы темпы роста экономики оказались ниже темпов прироста населения. Поэтому, мол, нужен «крутой перелом» (была тогда как раз статья об этом в «Правде»).
Тексты выступлений на XXVII Съезде КПСС в феврале 1986 года я внимательно читал. Вот мои записи: «Весь вечер читал доклад Горбачева. Впечатление: откровеннее, чем когда-либо, говорится о наших проблемах, много правильной критики, много правильных выводов. Но все это еще не гарантирует, что за словами последуют дела… Вечером прочитал вчерашнее выступление Ельцина. Он говорил гораздо откровеннее Горбачева: ругал прежнее руководство, требовал изменить структуру ЦК, отменить неоправданные привилегии руководителей… Много интересных выступлений. Особенно понравились выступления Лигачева, Соломенцева, Пуго… Рыжков нарисовал очень радужную картину: все увеличится, ускорится, а смогут ли они этого добиться?».
Не помню точно, когда появились слова «Перестройка» и «гласность», но в моей памяти они связаны со съездом. Слова быстро затерлись, и про них появился анекдот: «Почему у вас хлеб квадратный? – Перестройка! – А почему он недопеченный? – Ускорение! – А почему он надкусанный? – Госприемка!».
Гласность вскоре не выдержала первого же испытания. Вот выдержки из нашей книги: «26 апреля 1986 г. на территории Украины произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции, приведшая к радиоактивному заражению значительной территории. Советские средства массовой информации сообщили о ней своим гражданам спустя несколько дней, когда в Европе уже вовсю били тревогу».
Когда я узнал (от папы) о причинах аварии, я воскликнул: вот тебе и ускорение! – операторы пытались вывести реактор из «йодной ямы» быстрее, чем это возможно.
Впрочем, в области культуры некоторые позитивные изменения мы заметили. 15 июля 1985 года по телевизору показали спектакль «Тевье-молочник» по Шолом-Алейхему с Михаилом Ульяновым в главной роли. Мы восприняли это как хороший признак, мама сказала, что в последнее время все больше таких признаков. Запись от 8 февраля 1986 года: «Дядя Ося сказал, что Высоцкого все больше признают: в этом году им в литобъединении разрешили отметить его день рождения (25 января)».
В общем, атмосфера понемногу менялась. И была надежда, что все будет и дальше развиваться в «правильном» направлении.
Мне в апреле 1985 года исполнилось 27 лет. Я был комсомольцем. Правда, моя общественная активность проявлялась по линии Совета молодых ученых и специалистов (СМУиС). Но в 1985 году на волне начавшихся изменений я решил активизироваться и по комсомольской линии. И у меня возникла мысль о вступлении в партию.
В сентябре я поговорил с Лерой Авдеевой – секретарем институтской комсомольской организации, которую незадолго до этого приняли кандидатом в члены партии. Она сказала, что сама думала включить меня в комитет. Сказала также, что есть очередь желающих в партию, но все зависит от разнарядки, она, например, вообще не была в очереди, но пришла команда, и ее приняли.
Я пошел к парторгу И.П. Рудаковой. Она дала заполнить личный листок и велела принести какую-нибудь характеристику. В общем, она меня не обнадеживала – все зависит от разнарядки райкома.
А вскоре произошло событие, которое резко меня охладило. Я был членом Добровольной народной дружины (ДНД), что предполагало периодические дежурства – бесцельные прогулки с красной повязкой. Вступал в нее «добровольно-принудительно».
30 октября 1985 года я записал: «Я отбоярился от ДНД сегодня вечером (вчера на меня свалилась Пичужкина)». Сейчас уже не помню, почему мне нужно было отбояриться. Но дальше запись от 28 ноября: «Завтра у Марины отчет по стажировке, и я должен забирать детей. А у меня по расписанию ДНД. Сегодня пришла Пичужкина напомнить об этом, я ей сказал, что не могу. Она рассердилась и предложила написать заявление о выходе, пригрозив, что их разбирает партбюро (“А еще в партию собираешься!” – откуда она это знает?). Я сказал, что напишу заявление, что ее еще больше рассердило». Я действительно написал заявление о выходе из ДНД. И больше не предпринимал никаких шагов по вступлению в партию.
А в институтский комитет комсомола меня избрали 25 сентября 1985 года. Я там занял производственный сектор, что вполне сочеталось с работой в СМУиС. Вместе со мной избрали на идеологический сектор Антона Бабкина – сотрудника фармацевтической лаборатории. Он решил провести анкетирование комсомольцев, составил анкету. А 31 октября я записал: «Узнал сегодня, что Бабкина забирают в армию. Очень жаль. Я надеялся, что ему удастся расшевелить наше болото».
13 ноября Антон огласил результаты анкетирования. «Правда, он собрал всего 9 анкет, которые содержали в основном однотипные ответы. Из них можно понять, что производственная работа волнует мало, и что к комсомольской организации серьезно не относятся. Я предложил провести анкету по производственной работе… За вечер я разработал новую анкету из 14 пунктов, о которой думал 3 года». Позже я понял, что распространять ее надо только среди молодежи с высшим образованием.
Анкетирование мне удалось провести. У меня в дневнике не зафиксировано, сколько я собрал анкет. Но 29 декабря я записал: «Обрабатывая анкету (я получил уже больше половины), убедился, что затеял ее не зря. Результаты говорят об очень серьезном положении дел, надо бить во все колокола».
12 февраля 1986 года результаты анкетирования обсуждались на партбюро. Но докладывать их взялась сама председатель СМУиС Елена Малина. «Малина докладывала не так, как я хотел: больше напирала на цифры, меньше анализа и комментариев… И Эрман, и Янотовский отметили, что мы проделали большую и нужную работу… Янотовский предложил доложить на Ученом совете (но меньше цифр, больше анализа)». Обсуждения на Ученом совете не было.
Как член СМУиС я в апреле 1986 года организовал научную конференцию молодых ученых и специалистов – четвертую по счету и третью, где я руководил оргкомитетом (предыдущие были в 1982 и 1984 годах).
Еще одним делом производственного сектора комитета комсомола было участие в общественно-политической аттестации комсомольцев (ОПА). В рамках ОПА мы собирали с комсомольцев личные листки, а потом беседовали с каждым. По итогам подводились результаты соцсоревнования. Я старался сделать ОПА менее формальным, использовать ее для выяснения проблем молодежи с научной работой.
