10. Уход Курганова в Институт биохимии, работа под руководством Познанской
18 января 1988 года я записал в дневнике: «Б.И. сказал, что Спирин поддержал его предложение об организации в ИНБИ группы по метаболонам. В марте будет назначен директор, к этому времени нужно иметь программу». Речь шла о назначении директора Института биохимии им. А.Н. Баха после смерти И.В. Березина. Насколько я помню, в тот момент еще не было разговора об уходе Курганова из ВНИВИ, а речь шла о возможности параллельной работы во ВНИВИ и ИНБИ. 28 марта: «Б.И. сказал, что Поглазов согласен дать ему группу, он уже говорил о своем намерении развивать работы по метаболонам в АН». Борис Федорович Поглазов к этому времени еще не был назначен директором Института биохимии им. Баха, но принципиальное решение, по-видимому, уже было. 6 апреля Курганов мне сообщил, что Поглазова утвердили директором ИНБИ.
Однако в это же время у Курганова началась аллергия на химию. Начало болезни у меня в дневнике не отражено. Но 5 апреля я записал: «Болезнь Б.И. все серьезнее. Вчера был в лаборатории совсем немного и все равно плохо себя почувствовал. Сказал уже не только мне, но и Познанской, что работать во ВНИВИ не будет».
8 апреля Курганов договорился с зам. директора Морозовым, и ему прорубили проход в кабинет из 155-А (комната хозлаборантки, до этого он проходил в кабинет из нашей 155-й комнаты, где сотрудники ставили эксперименты). Я замазал пластилином щели между дверью и косяком в 155-й.
21 сентября я записал: «Он был в ИНБИ, там с трудом нашли для него место: его берут пока на вед.н.с. Он сказал, что я буду первым, кого он возьмет к себе, но когда это случится, он не знает». Вопрос о преемнике был решен без проблем: заведующей после ухода Курганова становилась Анна Александровна Познанская, другие варианты не обсуждались.
12 октября: «Он сейчас занят передачей инвентаря, записанного на его имя. Сегодня он опять отравился». 17 октября: «Б.И. уже начал оформлять обходной… Я относил в библиотеку его книги». Одной из главных проблем стала передача инвентаря: за Кургановым, как за заведующим, числилась масса оборудования, которое реально никто не учитывал и не проверял. Оказалось, что многие приборы невозможно найти.
3 ноября: «Вечером позвонил Б.И. и сказал, что назначает меня ответственным за инвентаризацию. Я пытался возражать, но отказаться не удалось». 4 ноября: «Весь рабочий день занимался инвентаризацией… Б.И. попросил Чеботареву мне помочь, она занялась малоценкой». Продолжал заниматься инвентаризацией 10-го («Разобраться невозможно!»), 15 и 16 ноября. 16-го записал: «Подошли проверяющие нас Копелевич и Волкова, они подписали, не проверяя». Но я продолжал заниматься оборудованием еще 21, 25, 28, 29 и 30 ноября, 1, 2, 5, 6, 8, 9, 12, 14, 20, 23, 26 декабря (списание основного оборудования, изменение «содержания драгметаллов в приборах», поиск недостающих приборов). 26 декабря Познанская и Курганов подписали акт передачи оборудования.
27 декабря: «Отметил в бухгалтерии 2 экз. актов на списание (я подсчитал, что в октябре–декабре списано мат. ценностей на 100 тыс. руб.)». 29 декабря: «Кроме Нового года, отмечали дни рождения Шкариной, Малаховой, Цетлин и Познанской [их дни рождения были в октябре–декабре], а также уход Б.И. Б.И. преподнес нам с Чеботаревой по бутылке шампанского за инвентаризацию». 30 декабря: «Б.И. сегодня сделал годовой отчет. Он работал сегодня последний день».
Год Курганов проработал в должности ведущего научного сотрудника, с 1 января 1990 года его сделали заведующим новой лаборатории – ферментных систем. Но первое время лаборатория наполнялась исключительно из сотрудниц, перешедших из других лабораторий ИНБИ.
После ухода Курганова из ВНИВИ я занимался на работе разными делами: осваивал компьютер и разные программы, полученные от коллег (это было в первое время, пожалуй, главным делом), продолжал дела с оборудованием (в том числе продолжал списание старого оборудования, всего за три месяца списал на более чем 16 тыс. руб., потом занимался этим и в 1990-м, и в 1991 году), упорядочивал оттиски и изучал литературу. При этом продолжал взаимодействие с Кургановым, хотя и менее интенсивно.
13 февраля записал в дневнике: «Утром в лаборатории было собрание. Познанская изложила свою программу: мы должны участвовать в испытании новых препаратов – убихинона, биотина и т.д. Она предложила в качестве основных две модели: ПОЛ и цитохром P-450 и антигипоксического действия. В циклодекстриновой тематике оставить только то, что имеет поддержку химиков».
17 февраля я для сотрудников лаборатории читал лекцию: «В 10 ч. начался семинар. Он продолжался до 13 ч. с получасовым перерывом. До перерыва я рассказывал общую часть (перс. компьютеры, системы счисления, устройство ЭВМ). После перерыва включил компьютер и показал работу с клавиатурой и файловую систему. В конце лекции народ перестал воспринимать информацию, и лекция была прервана. Решили, что она продолжится в следующую пятницу».
27 февраля: «Семинар прошел неважно. Народу было и в начале не очень много (Познанская сразу ушла), а к концу вообще почти никого не осталось. Я показывал работу программ, но, видимо, не слишком доходчиво».
Постепенно главным моим делом стал обсчет экспериментальных результатов сотрудников лаборатории. Началось в феврале с обсчета данных Натальи Чеботаревой по седиментации, я для этого подготовил программу при помощи Димы Давыдова. Также в процессе работы освоил электронную таблицу Quattro.
20 марта на лабораторном семинаре я кратко сообщил о создаваемой мной системе расчета и хранения результатов эксперимента. В июле я начал создавать таблицу экспериментальных данных по модели артрита, которые получали Корсова, Морозова, Цукерман, а позже – и по другим моделям (гепатит, гипоксия и др., в т.ч. данные Клиновой, Черкесовой, Сугробовой, Цетлин). В январе 1990 года я также начал помогать Рите Медведник с обсчетом данных ее диссертации (которую она делала в качестве аспирантки в Институте физкультуры и продолжила у нас).
16 октября 1989 года сделал на лабораторном коллоквиуме доклад из двух частей – биометрия и электронные таблицы. Также я набирал на компьютере и распечатывал для лаборатории различные документы, тезисы на конференции, материалы для стендов и статьи.
5 декабря 1990 года записал: «Сегодня Познанская вызвала меня и сказала, что я должен заменить Клинову (которая увольняется) в работе по определению содержания кофермента А». 7 декабря Клинова показала мне, как это делается. И мне после пятилетнего перерыва вновь пришлось ставить эксперименты. 8 января 1991 года под руководством Клиновой анализировал образцы на содержание КоА. 14 и 16 января занимался с Клиновой выделением фермента. Дальше работал самостоятельно. В феврале – мае приходилось делать анализы раз в неделю, в сентябре – ноябре – раз в месяц. 24 июня показывал анализ практикантам из МГУ.
Сотрудники лаборатории стали включать меня в свои статьи в качестве соавтора. В 1990 году в журнале «Доклады Академии наук СССР» вышла статья «Новый подход к изучению связывания специфического лиганда ассоциирующей ферментной системой. Взаимодействие флавинмононуклеотида с мышечной гликогенфосфорилазой Б» (авторы Н.А. Чеботарева, Б.И. Курганов, А.Е. Любарев, Д.Р. Давыдов). Затем в 1991 году вышла статья в Biochimie “Interaction of flavin mononucleotide with dimeric and tetrameric forms of muscle phosphorylase β” (авторы те же плюс Н.Д. Пекель). Позже, в 1992 году вышли две статьи с другими сотрудниками лаборатории – по адъювантному артриту (ее же я в основном и набирал в 1991 году) и D-галактозаминовому гепатиту.
Состав лаборатории оставался в основном стабильным, но часть сотрудников поменялась. В 1985 году ушла Роза Кузнецова, в 1986 году – Валентина Алисова, затем Маргарита Янина. На место Алисовой пришла Чибисова (проработала всего два года). Около года у нас не было хозлаборантки, затем в ноябре 1989 года пришла Т.В. Катаржнова. В феврале 1989 года уволилась Татьяна Золотова, в октябре 1990 года – Лариса Цетлин, в январе 1991 года – Наталья Клинова. В апреле 1989 года начала работать Г.В. Черкесова (ушла в октябре 1990 года), в конце 1989 года – Рита Медведник, в октябре 1990 года – Л.В. Ефимова, в сентябре 1991 года – Белоусова.
