автор Аркадий Любарев эксперт по выборам

Принято считать, что политическая реформа Президента Медведева 2011–2012 годов стала реакцией на массовые протесты после декабрьских выборов. Я же охотно верю тем, кто утверждает, что она готовилась заранее. Впрочем, понятно, что готовились разные варианты и окончательное решение было принято уже после митинга на Болотной.

Это легко понять, если посмотреть на каждое предложение Президента по отдельности. Вот отмена требования сбора подписей для партий. Это Медведев обещал еще в 2009 году. Правда, тогда он сказал, что это должно быть сделано «в перспективе». Вообще говоря, в тот момент, когда партий было всего 7, ничто уже не мешало освободить их от сбора подписей. Тем не менее, было решено сохранить этот механизм для думских выборов 2011 года. Ну, а после – почему бы нет? Я уверен, что это предложение действительно готовилось заранее и Медведев озвучил бы его при любом варианте. Кстати, без партийной реформы оно выглядело бы гораздо логичнее.

То же самое можно сказать и о предложении из того же законопроекта – сократить число подписей на президентских выборах (для следующих выборов, то есть для 2018 года). Кстати, в контексте начавшейся президентской кампании оно выглядело скорее неуместным. Поскольку было равносильно признанию завышенности требований в кампании 2012. И даже в некотором роде стимулировало лозунг переноса президентских выборов – кому-то показалось, что в случае переноса выборы будут проведены уже по новому закону.

Увеличение представительства партий в избирательных комиссиях – это было давнее требование всех оппозиционных партий, и я думаю, что данное предложение тоже готовилось заранее. А вот то, что оно до сих пор не реализовано в виде законопроекта (его обещают подготовить только в апреле), скорее всего связано с тем, что власть осознала его опасность для себя в условиях пробудившегося общества.

Восстановление губернаторских выборов было скорее реакцией на низкий результат «Единой России» во многих регионах, чем на Болотную (где, кстати, такое требование вроде бы и не звучало). Вдруг стало ясно (а некоторые эксперты, например, Кынев, об этом говорили давно), что назначенные губернаторы не умеют добиваться нужного результата на выборах. Думаю, что это предложение уже сыграло свою роль 4 марта: главы регионов поняли, что им надо готовиться к собственным выборам, а для начала потренироваться на президентских.

Что касается партийной реформы, то ее во многом стимулировало решение Страсбургского суда по жалобе Республиканской партии. Что бы ни говорили наши чиновники и пропагандисты, но приходится считаться с недвусмысленной позицией Европы об ущербности нашего партийного законодательства.

Наверняка готовились и предложения по изменению системы выборов в Госдуму. Скажем, еще летом вбрасывались идеи о восстановлении одномандатных округов. Но, по-видимому, до декабря к единому мнению так и не пришли, и предложение прозвучало совсем невнятно, да и в конечном счете изменения оказались не слишком существенными.

Если же мы хотим понять суть реформы, то надо оглянуться на 8 лет назад.

Реформа (точнее, контрреформа), проведенная Путиным в 2004–2008 годах, означала переход от модели «управляемой демократии» к модели «суверенной демократии». При «управляемой демократии» власть держала политическую систему на «длинном поводке», позволяя ей самостоятельное развитие в определенных рамках. В ходе контрреформ власть взяла на себя ручное управление политической системой с «коротким поводком».

Главных компонентов той контрреформы было три: отмена губернаторских выборов, переход на полностью пропорциональную систему на выборах в Госдуму (т.е. отмена одномандатников) и ужесточение требований к численности партий (с 10 тысяч до 50 тысяч, и одновременно эту численность стали жестко проверять, чего до 2005 года не практиковалось), в результате чего число партий сократилось до 15 к середине 2007 года и до 7 к 2009 году.

Поначалу власть результатом была довольна. Это, в частности, проявилось в выступлениях ее представителей на заседании Госсовета 22 января 2010 года.

Д.А. Медведев: «В результате той работы, которую мы с вами вели последние годы, количество партий стало меньше, но их влияние заметно повысилось, в том числе и на региональном уровне. Организационно все партии стали сильнее: и правящая партия, и партии оппозиционные».

Г.В. Боос: «Если в 90-е годы в выборах в Государственную Думу имели право участвовать сотни политических партий и избирательных объединений, и, наверное, все присутствующие помнят бюллетени размером с большую газету, то в настоящее время существует семь федеральных партий, зато это реальные политические партии, пользующиеся поддержкой избирателей.  Многопартийная система стала стабильно функционирующим политическим институтом, демонстрирующим свою зрелость».

Б.В. Грызлов: «Я бы сказал, что наша система уверенная, стабильная, и это система, которая может показывать пример многим другим странам… И партия «Единая Россия», которая является партией власти, не даст разрушить эту систему… Мы сумели через принятие законов создать реальные партии, которые сегодня представляют избирателей в Государственной Думе. Если в 1995 году на выборы шли 43 партии, многие из них были непонятны, неузнаваемы, то в 2007 году было 11 партий, которые имели свои программы, свои уставы, они были более или менее известны нашим избирателям».

Однако на самом деле уже к осени 2009 года обозначилась одна неприятная тенденция. Самым острым ее проявлением стал демарш трех думских партий после октябрьских выборов 2009 года. Стало видно, что в системе «суверенной демократии» оппозиционные партии – лишнее звено, играющее только декоративную роль. Избирателю стало неинтересно за них голосовать. И результат тех октябрьских выборов: в трех регионах, где они проводились, в законодательные органы прошли всего 2–3 партии, причем ЛДПР и «Справедливая Россия» прошли каждая только в одном из трех. именно тогда политолог–единоросс Сергей Марков назвал российскую политическую систему «самозакручивающейся спиралью».

Именно поэтому потребовались меры по укреплению оппозиционных партий и снижению злоупотреблений на выборах, на что были в основном направлены политические предложения Послания 2009 года.

Однако в 2010–2011 годах ситуация изменилась в другую сторону. Снижение популярности «партии власти» и появление лозунга «голосуй за любую партию, кроме ПЖиВ» привело к росту поддержки оппозиционных партий на выборах. И стало ясно, что модель «суверенной демократии» с ее «коротким поводком» исчерпала себя. Как замечательно выразился после скандала с «Правым делом» Евгений Меркулов: «А ну-ка, снимайте страну с ручника, а то сейчас все разобьемся!»

В результате поводок приходится удлинять. И сейчас отменяются два из трех основных компонентов контрреформы 2004–2008 годов – возвращаются выборы губернаторов и позволяется увеличить количество партий. Обсуждалась и возможность восстановления одномандатников на выборах в Госдуму, но на это пока не решились.

О том, как проходит реформа и к каким последствиям она приведет – нужен отдельный разговор.