В предыдущей статье я писал о наших предложениях по срочным изменениям законов о выборах. Позже об этом написала подробную статью Екатерина Винокурова. Затем большую часть статьи Винокуровой воспроизвело ИА Регнум, но оно добавило мнение эксперта – известного политтехнолога.
Это мнение очень характерно. И главное – уже понятно, какие аргументы будут противопоставлять нашим предложениям. Аргументы эти главным образом основаны на лжи.
Один из самых любимых доводов, которые мы слышали уже не раз: мол, наши предложения – это возврат к «движухе а-ля 90-е годы». Про 90-е годы спорить не хочу – это большая отдельная тема. Но все дело в том, что наши предложения по большой части предлагают возврат не к 90-м, а к избирательному законодательству периода 2002–2004 годов. Кто не помнит: это период первого срока Владимира Путина, период, когда при относительно невысоких ценах на нефть (20–30 долларов за баррель) в стране шел наиболее интенсивный экономический рост.
А теперь напоминаю о том, какие правила действовали на выборах в тот достаточно благополучный период:
выборы глав регионов вплоть до их отмены в конце 2004 года проходили без муниципального фильтра (кандидаты представляли подписи избирателей или избирательный залог);
регионы до 2005 года сами выбирали день голосования, и выборы в сентябре были редкостью;
в 1999–2002 годах факультативно применялся избирательный залог, а с 2002 года вплоть до 2009 года залог можно было вносить на любых выборах, кроме президентских;
в 1997–2002 годах допустимая доля брака в подписных листах составляла 15%, а в 2002–2005 годах – 25% (в 2005 году эта доля снижена до 5% на федеральных выборах и до 10% на региональных и муниципальных);
от кандидатов–одномандатников нельзя было требовать подписи более 2% от числа избирателей округа, а в Госдуму и во многих регионах требовался 1% (в 2014 году на выборах в Госдуму и региональных выборах стали требовать 3%);
вплоть до 2005 года разрешалось образовывать избирательные блоки;
вплоть до 2005 года повсеместно, а затем еще год почти везде в бюллетенях была строка «против всех»;
вплоть до 2005 года общественные объединения имели право посылать наблюдателей на избирательные участки;
вплоть до 2016 года для направления наблюдателя или представителя СМИ на избирательный участок не требовалось предварительное уведомление.
Далеко не все из этого мы смогли предложить в качестве срочных мер, но данные меры направлены в эту сторону. Остальное – на очереди.
Я думаю, что из людей, обладающих хорошей памятью, вряд ли кто-то сможет сказать, что в 2000–2004 годах выборы были менее демократичными, чем в последние годы.
Да, в те годы представители власти иногда проигрывали. Но на то и выборы, на то и демократия, чтобы избавляться от слабых, не пользующихся авторитетом руководителей.
Наш оппонент заявляет: «Если муниципальный фильтр был введен, то, наверное, это сделано не просто так, а для того, чтобы отсеять всевозможных «политических клоунов». К сожалению, механизмом муниципального фильтра стали в последнее время злоупотреблять, и вводить в с его помощью в избирательный процесс других клоунов».
О том, что эти утверждения не соответствуют действительности, знает любой, кто следил за губернаторскими выборами 2012–2018 годов.
Муниципальный фильтр был изначально введен совершенно сознательно с такими параметрами, чтобы его можно было преодолеть только с согласия региональных властей. Сильный губернатор, уверенный в своей победе, мог допустить относительно сильного соперника. Слабые делали все возможное, чтобы сильных соперников у них не было.
Но при этом нужно было создавать видимость конкуренции. Поэтому практически на всех губернаторских выборах муниципальный фильтр преодолевали кандидаты, которые потом получали ничтожную поддержку избирателей. Менее 3%, а зачастую и менее 1%. Я, в отличие от политтехнолога, не готов их называть «клоунами», но очевидно, что это были несерьезные кандидаты.
Так что это не «в последнее время», а так было практически с самого начала – таково было имманентное свойство губернаторских выборов с муниципальным фильтром.
Просто в 2018 году даже это перестало работать. И потому продолжать уповать на муниципальный фильтр как средство обеспечивать выборы без конкуренции и гарантию успеха кандидата, назначенного победителем, уже нельзя.
Забавно читать то, что предлагает сам эксперт: «Нам нужно повышать квалификационные требования к кандидатам в губернаторы, чтобы человек соответствовал пяти — десяти обязательным параметрам – возраст, образование, отсутствие судимости, и, например, стаж государственной или муниципальной службы».
Могу сразу предложить идеальный вариант: кандидатом в главы региона может стать только лицо, имеющее опыт работы главой региона.
А если серьезно, то, во-первых, нам предлагают выхолостить смысл выборов. Точнее, так: они думали, что уже выхолостили его с помощью муниципального фильтра, но оказалось, что не до конца, поэтому придумывают дальше.
Во-вторых, тут опять ложь. Я могу назвать достаточно людей, подходящих по названным параметрам, которые фильтр не смогли преодолеть. И это, повторяю, не случайность, именно так и было задумано.
К тому же у меня сильные сомнения в том, что люди, имеющие опыт государственной службы, – идеальные претенденты на должность главы региона. Госслужба – это подчинение начальнику и минимум публичности. А глава региона – публичное лицо, которое должно уметь принимать самостоятельные решения.
В заключение – небольшая ретроспекция. Когда 8 лет назад мы предложили наш проект Избирательного кодекса, другой «эксперт» нам попенял на «системное противоречие свыше 50 норм законопроекта современной правовой политике Президента Российской Федерации по реформированию избирательной системы». Речь шла, в частности, о возвращении одномандатных округов на выборах в Госдуму, снижении заградительного барьера, возвращении губернаторских выборов, увеличении числа политических партий, возвращении строки «против всех». Прошло еще два–три года, и «системное противоречие» исчезло.
Я уверен, что и нынешние наши предложения, направленные на усиление (а во многом и на возвращение) политической конкуренции, на повышение открытости избирательного процесса и защиту избирательных прав граждан, соответствуют не только декларируемым целям представителей власти, но и долгосрочным интересам страны.